— Почему именно она? Как ее узнать? Кто она такая и откуда появится, он об этом что-то говорил?
— Она появится из ниоткуда. Будет нести в себе холод и вьюгу. Женщина, призванная усилить кровь оборотней. Ослабить жар и даровать гармонию единства. Когда брат пойдет на брата, когда единый народ погрязнет в ненужных кровопролитиях, она проскользнет тенью, и день за днем будет закреплять свои права, — его рука скользит ниже под платье, добирается до моей груди. — Он утверждал, что она будет один в один похожа на эту статую. Также он оставил еще целый свод признаков, которые укажут на приход Бадрии.
— И вы в это верите? Я к тому, что легенды… они есть в каждой стране. Но многое из них лишь вымысел. Каждое поколение дописывают что-то от себя, и к нашему времени от правды остается лишь сотая доля, которая теряется в многочисленных вымыслах, — спина выгибается навстречу его ласкам. Алифар играет моим соском, и от этого воздух мгновенно накаляется. Глаза закатываются и между ног разрастается требовательная тягучая боль. Там почему-то становится очень мокро.
— У нас пророки существуют со времен сотворения Шантары. И ни разу избранный солнцем провидец не ошибся, — второй сосок твердеет, набухает и пульсирует, требуя внимания к себе. Кожа начинает гореть. Алмазное небо над головой, бесстыдные руки Алифара, статуя, искрящийся золотистый свет, кажется, время для нас остановилось, мы сейчас в сказке, и так хочется отдаться на волю странным и безудержным ощущениям. Потерять контроль и почувствовать себя живой.
— Зачем ты мне это рассказал? — дышу им, пропитываюсь, и с каждым вдохом все больше сгораю.
— Это общеизвестная легенда, ее знает каждый житель страны, — длинные горячие пальцы пробираются дальше. Там, где его кожа соприкасается с моей, остаются невидимые, но очень ощутимые обжигающие следы.
— Но ты решил преподнести ее по-своему? Хищник заманивает дичь, расставляет сетиии… — тут он пробрался между моих ног, и я закричала. Слишком неожиданно, слишком остро, так что тугие судороги скрутили тело. Я себе напоминаю свечу, страшно хочу загореться, но понимаю, насколько беспросветной станет тьма, когда я догорю до конца.
— Не только. Я хотел кое-что для себя прояснить, — наклоняется и обводит языком контур моих губ, одновременно орудуя у меня между ног. Надавливает на какие-то точки и в глазах вспыхивают радужные круги.
— И как прояснил? — шепчу ему в рот, выдыхая со стоном.
— Пока у меня больше вопросов, чем ответов, — впивается мне в губы. Жар, страсть, между нами словно пляшут голодные языки пламени. Они вспыхивают греховным оранжевым светом, небо в алмазах над нами ослепляет голубым сиянием. Язык волка проникает в мой рот, исследует его, дразнит, распаляет. В следующий миг Алифар уже жадно посасывает мои губы, а его палец проникает в меня, другим пальцем он надавливает на клитор. Острое лезвие запредельных ощущений раскалено, это тот миг, когда боль и сладость сплетаются в узел непрерывной агонии дикий необузданных ощущений. И хочется испробовать все, пойти до конца. Остается лишь миг, один маленький шаг до чего-то умопомрачительного, к чему тянется мое естество. У меня больше нет кожи, есть только нервы, как оголенные провода, и ласки Алифара, умелые, порочные и безжалостные. Я даже не могу кричать, с губ срывается хрип, о том чего не ведаю, но больше всего хочу изведать.