— Стоп-стоп, Борис Маркович, лучше притормозите. Я ваша подчинённая, так что здесь домогательством попахивает.
— Да ладно, тебе, подчинённая. Ты Рыкову подчинённая, а мне коллега.
— Коллега, это когда на одном уровне, но вы, начальник, а в данный момент и вовсе непосредственный.
— Ну хорошо. Расскажи о себе. Что ты любишь? Почему не замужем ещё?
— А вы не слишком деликатный. Я много чего люблю, так и не скажешь. Окрошку вот, например. А вы?
— Окрошку? Ну да, можно и окрошку.
— Скажите, почему это вдруг такой завидный жених залип на секретаршу? Вы со стыда не сгорите, если нас кто-нибудь из вашего круга увидит?
— Какого круга? Шутишь что ли?
У меня звонит телефон. Номер незнакомый, поэтому я не отвечаю, убирая звук.
— Так почему? Думаю, прекрасные нимфы охотятся на вас целыми стаями. Красавицы, супермодели и просто умницы. Ведь так? Я ведь совсем не такая. В чём подвох?
Он долго молчит, разглядывая моё лицо.
— Ты особенная, — наконец отвечает он.
— Да ну! Вот это откровение.
— Правда. В тебе всё особенное — твой ум, дерзость, независимость. Это совершенно уникальные качества.
— Да бросьте вы. Думаете, куплюсь на эту чепуху?
— Это не чепуха. И потом ты очень красивая.
Тут уж я начинаю просто смеяться, но Лозман этого будто не замечает.
— Твоя красота тоже особенная, не броская, не вульгарная, а… не знаю как сказать… настоящая, что ли…
— Понятно, — говорю я с улыбкой.
Снова раздаётся телефонный звонок. Опять тот же номер, и опять я не отвечаю.
— Знаешь, — продолжает Лозман, — мы всю страну вдоль и поперёк изъездили. Месяц здесь, месяц там. Купили, разделили, лишних людей уволили, продали и поехали дальше. Это круговорот. Жить в нём нелегко, но привыкнуть можно, тем более, что деньги, которые мы зарабатываем, перекрывают все неудобства.
Он делает знак официанту, чтобы тот принёс ещё вина.
— Только в этой гонке теряется что-то человеческое и все люди для нас превращаются в учётные записи, статьи расхода. Все они, всего лишь, издержки, которые нужно минимизировать. При такой жизни очень скоро становишься холодным циником. Всё время в разъездах, всё время в гостиницах, всё время среди чужаков, среди женщин, для которых сам ты тоже лишь запись с той лишь разницей, что являешься статьёй дохода. То есть с тебя можно что-то поиметь. Вот и привыкаешь всех иметь в ответ. Я ведь дважды был женат, и обе мои жены были такими же, как и я, жаждали иметь. Всё и всех, больше и больше. А ты не такая.
Я с удивлением замечаю, насколько он серьёзен. Обычно ироничные и насмешливые глаза кажутся сейчас беззащитными. Лицо его, не выглядит насмешливым, напротив, оно сосредоточено и даже чуточку трагично. И эта затаённая трагедия, выглянувшая из-под обычной маски, кажется настоящей и достойной сочувствия. Настолько, что мне делается некомфортно и немного совестно, будто я увидела что-то очень интимное и личное, непредназначенное постороннему.