Качаю головой, но он насильно пихает мое лицо в воду, практически топит. Я чихаю от воды попавшей в нос и он снова заставляет смотреть на себя: на влажные на висках волосы, на длинные ресницы, на четкую линию подбородка и чуть сгорбленный нос.
Наверное, будь я чуть нежнее, шея бы уже сломалась, от постоянного, как на веревочке, болтания.
— Рабыня должна повиноваться и выполнять любую прихоть хозяина, разве тебя не учили? Разве ты не опытная шлюха?
«Я не шлюха», — хочется мне крикнуть, но я лишь киваю, не смея отвести взгляд от синевы его глаз. Такого чистого насыщенного цвета, как небо, уходящее в сумерки, как масляная краска, как шелковая ткань. И я тону там все сильнее, ощущая, как меня затягивает этот омут.
Выхода из ловушки собственных чувств нет.
Не понимаю.
Он унижает, он заставляет меня лакать воду из миски, и это только начало извращений, а я уже погибаю и трепещу от силы рук, что сжимают мое плечо.
Я сошла с ума?
— Почему ты так смотришь? — рычит он и подтягивает меня ближе, хватает рукой затылок и шепчет в губы: —Почему ты так смотришь, сука?
Как, спросить уже не успеваю, его рот, как локомотив, обрушивается на меня, Давид требует подчиниться своей власти, открыться, впустить язык, принять и полюбить жестокость, с которой он ласкает шелковую влажную глубину.
Прерывает поцелуй резко, словно боится болезнью заразиться, и откидывается на спинку кресла, тяжело дыша и кивая на свой пах.
В эту секунду я очень жалею, что не обладаю способностью заглядывать в голову человеку или становиться невидимкой.
Зато я хорошо умею делать то, что он от меня сейчас хочет. Ждет, пока давит взглядом. Практика была единожды, но Алексей очень старался научить меня поскорее, чтобы насладиться поистине глубоким минетом.
— Доставай, — требует Давид Маркович, пока его рука медленно массажирует мой затылок, ноги уже немеют от страха при одной мысли, как он будет толкать меня вниз на свой, судя по выпуклости, не маленький член.
Помня об обязанностях шлюхи, дрожащей рукой расстегиваю ремень. Вожусь недолго, но чувствую, как часто Давид дышит от нетерпения. Пуговица, ширинка, дорогие боксеры. Он сам стягивает все вниз, оставляя перед моим взором поистине внушительный половой орган.
Эрегированным я помню только один член, бледный в обрамлении темного пучка волос, а здесь…
Невольно стискиваю бедра. Здесь есть на что посмотреть. Вздыбленный четко вверх. С крупной темно-розовой головкой и выпирающими венами, а главное, ни один волосок не мешает любоваться этой красотой.
Он молчит, и я сама не могу сказать ни слова, слишком завороженная этими линиями. Не могу двинуть головой, чтобы взять в рот. Никогда не думала, что член может быть произведением искусства. Что он может вызывать эстетическое наслаждение, желание попробовать его вкус. Вкусить каплю влаги, выступившую на головке.