— Мэтт, ты же не умираешь, правда?
Я огорчился:
— Ты пропустила самое важное слово.
— Любимый? — тихо уточнила Инга.
— Скажи!
— Я люблю тебя. Только тебя. И всегда буду любить! Только не умирай больше!
И только тогда я понял, что чувствительность тела вернулась ко мне. Что я ощущаю прикосновения ее рук к своим плечам, округлость ее бедер на своих коленях, ее лицо, склонившееся так близко к моему, что выпавшие из прически локоны щекотят мне щеку.
— Ты правда здесь? — спросил я самое глупое из того, что мог.
— Правда, — всхлипнула Инга тоненько, а потом расплакалась. Прижал ее к себе, и она уткнулась мне в шею, обжигая кожу горячим дыханием и слезами.
— Я думала, что ты умер! — вздрагивая от рыданий, сказала она глухо.
Ну, честно говоря, я и сам так думал.
— Почему ты уехал? Я вышла из дома, а тебя нет.
— Я видел тебя, Ириска. Ты вышла с Сержио. И я решил…
— Давай, мы больше не будем ничего решать, не поговорив друг с другом? — твердо перебила она меня.
— Согласен, — улыбнулся я. Меня начал бить озноб. Но теперь не от холода, а от возвращающегося тепла. Я верил и не верил, что любимая рядом, боялся разжать объятия даже на секунду.
— Ты снова дрожишь! — испуганно вскрикнула Инга.
— Согреваюсь. Все хорошо, милая. Теперь все будут хорошо.
— Обещаешь? — она смотрела мне в глаза без улыбки, очень серьезно и требовательно.
— Обещаю, — произнес я как клятву. И все-таки попросил еще раз, — Ириска, я так часто представлял тебя на этой сцене, в этом платье. Тот танец, с лентами, он такой… твой. Смотрел запись сотни раз и…
— Запись? Какую? — спросила Инга, но я видел, что она догадывается.
— Ту самую, где ты показываешь мне язычок, — усмехнулся я, не испытывая ни капли стыда.
— Я так и знала! — сказала Инга с таким искренним возмущением, что я не удержался, притянул ее к себе и впился в этот желанный, сладкий рот. Несколько упоительных мгновений мы целовались, делясь друг с другом силой и энергией. Я почувствовал, что мой магический резерв снова полон. Потянулся силой к любимой, исцеляя ее искусанные в кровь губы, какие-то царапины, ушибы. Все это я ощущал, как свое. Оставшихся сил с лихвой хватило, чтобы вернуть гибкость пальцам, убрать мучавшую меня боль и согреться. Хотя, последнее, конечно, не моя заслуга.
Наконец, Инга чуть отстранилась и сказала, глядя мне в глаза с лукавой усмешкой:
— Хорошо! Я станцую для тебя.
Сползла с моих коленей, вырвав мученический стон с моих губ, перелезла через перила. Силовой барьер, обычно защищающих танцовщиц, был отключен, поэтому на сцену моя девочка забралась одним упругим движением.