Все еще разгоряченные после охоты, мужчины так и не сменили темы, несмотря на то, что дамы уже откровенно скучали, и вновь заговорили о ружьях:
– Я в прошлом году увидел у Селиверстова, – начал Арсентьев, но поняв, что Трусов, знать не знает, кто такой Селиверстов, пояснил, впрочем, уже не без раздражения: – Помещик, дворянин, да как бишь его, сосед справа, через дом. В общем, не важно, увидел я у него винтовку, американскую. Узкая, тонкая, утонченный инструмент, – сластолюбиво продолжил тот, – для знающего охотника, разумеется. И тут я страсть как загорелся ее заиметь, уж я его уговаривал, уж я его просил, и сто рублей за нее давал, и даже двести, а он уперся, ни в какую, старый шельмец. Я уж было так расстроился, а пошли на охоту, – и Арсентьев отхлебнув из бокала, шумно закряхтел, а затем довольно вытер усы, раскрасневшись пуще прежнего.
Дамы меж тем, уже не скрывая, что разговор им наскучил, каждая занялись своим делом, маменька шитьем, Лиза перелистыванием той же книги, а Катерина и вовсе с трудом сдерживала навалившуюся на нее после плотного ужина зевоту.
Арсентьев же, подустав за прошлый месяц от женской кампании, не обращал на них никакого внимания, и взахлеб продолжил рассказ, тем более вид у его зятя был крайне заинтересованным. Понять подлинный то интерес, или наигранный не представлялось возможным, хотя разговор о любой вещи, что могла стоить двести рублей и впрямь, мог показаться ему крайне интересным. В меру образованный, в меру начитанный, и в меру чувствительный, мир материальный представлял для него наибольший интерес, по сравнению с миром духовным, и оттого в тот интерес к беседе можно было поверить легко.
– Стало быть, пошли мы с ним на охоту, а он возьми да и приди с этой винтовкой, толи Бурдэн, толи Пэрдан, черт их англичан разберешь.
– Бердан, батюшка, – не выдержав поправила отца Лиза.
– Да Бог с ним, – отмахнулся отец и продолжил. – Он ту винтовку взял, исключительно чтобы меня позлить. А тут гляди и куропаточки, а у него патрон заклинило, он его итак, и эдак – не стреляет. А как выстрелил, и толку нет, гильза в ствольной коробке застряла. Он ее уж и палкой, и пальцем, – и Арсентьев, смеясь, начал изображать Селиверстова. – Вот уж насмеялся я над горе-охотником! А я со своей, которую мне умелец за три рубля сделал, трех подстрелил, минут за десять, не больше! –преувеличил Николай Алексеевич, хотя в тот день подстрелил лишь одну, да и за той, по лесу ходил весь день.
– Так часто бывает, – неожиданно вступила в разговор матушка, до того момента, казалось бы совсем не слушавшая мужа и не проявлявшая никакого интереса к беседе.