Какаду был так удивлён этим обратным течением, что допустил тревожную мысль: а не сошёл ли он с ума?
Марчелло подумал, что такое могло произойти, ведь он отдался неизведанному, едва ощутив его, немедленно и без раздумий. Вероятно, что разум попугая оказался не готов к такому скорому решению и оставил его на промежутке между реальностью и сном, окружив иллюзиями. Но действительно ли он стал безумен? Или же чудачества дождя и фонарей были сущностью преломлённого мира, его обыденностью? Где было искать доказательства тому или другому предположению, и в чём они должны выражаться, чтобы их найти?
Какаду оглядел улицу, надеясь обнаружить, кроме себя, ещё хоть кого-нибудь, кто в это же время наблюдал небесное чудо, но быстро убедился, что таковой он один и что из обитателей города вокруг вообще нет ни души.
Доказывало ли это, что Марчелло обезумел? А может это было доказательством того, что он действительно находился в другой плоскости мира, где текущая в небо вода- есть норма?
Сомнений в мыслях попугая лишь прибавилось, а объяснения все были смутными. Единственно ясной выглядела только сама картина перед глазами: фонарный свет раскололся и звенел, дождевая вода поднималась обратно в небо. Прибавляя к этому хоть малую толику рассуждений, какаду впутывался в сеть бесконечных догадок, ни одна из которых, в конечном счёте, обстоятельно ничего не объясняла. Они появлялись с необыкновенной быстротой, невнятно бурча свою суть, и тут же сталкивались с остальными, такими же бормочущими, и обрушивались в общее нагромождение, а попугай всё перебирал их и, раздражённый нескладностью, так и не дослушивал ни одну до конца.
И тут, из этого гудящего роя выскользнула короткая мысль- оставить всё как есть; выскользнула и бросилась прочь. Интуитивно какаду схватился за неё, удерживая для осмысления, и она прозвучала громче и более внятно. «А что, если оставить всё как есть?» Другие мысли и догадки, как по приказу, смолкли.
Марчелло потупил взгляд, размышляя. Если найдутся доказательства безумия, дождь для него не перестанет идти вверх. Безумие обнаружится, а дождь продолжит идти. Не остановится он и тогда, когда удастся доказать, что это норма преломлённого мира. И дождь и преломлённый мир останутся для какаду такими, какими он их видит. Но уйдёт время, истраченное в бессмысленных поисках ненужной правды. А между тем, осколки света в одуванчиковых головах фонарей волшебно красивы и мириады водяных капель, летящих к небу- зрелище великолепное, редкое в своём роде, может даже настолько редкое, что и вовсе не представало больше никому, кроме одного Марчелло.