Людей в комбинезонах верно ждали где-то ещё- они работали в спешке. Стены комнаты быстро опустели. На них остались лишь обои с яркими, нетронутыми солнцем квадратами от картин, чёрные шляпки гвоздей и розетки, которые как глаза, смотрели с четырёх сторон, удивлённые происходящим.
Первым из мебели комнату покинул канапе; покинул её по частям, расчленённый и завернутый в пупырчатую плёнку. От стола сначала вынесли тяжёлые резные ножки, а полированную столешницу позже и только после того, как укутали её в одеяло- на этом настояла Кьяра. Шкаф вынесли целиком, но без дверей. Те последовали за ним в руках двоих мужчин, которых хозяйка не поленилась сопровождать по лестнице на улицу до грузового автомобиля, где непрестанно призывала их к аккуратности, пока хрупкий груз наконец не уложили так, как она требовала. Следующими отбыли книги в большой картонной коробке, в соседстве со статуэтками, коллекцией значков и разной мелочью. Оставив потолочному патрону одну из своих лампочек, отбыла люстра. Последним, без всяких церемоний вынесли ковёр.
Затем люди в комбинезонах собрали в ящик инструменты и ушли, закрыв за собой дверь.
В комнате не осталось ничего, кроме клетки попугая.
О нём забыли? Марчелло прислушался.
Голос Кьяры говорил с кем-то на улице. Потом он смолк на пару минут и зазвучал в коридоре квартиры, потом плавно перетёк в комнаты, опять вернулся в коридор к двери, громко поспорил с голосом Луки и вновь удалился.
Стало тихо.
Какаду поднял глаза к потолку. Одинокая лампочка на кривом проводе выгнуто отобразила на себе пустоту.
Так и есть: о попугае забыли. Всё случилось, как он и предполагал. И совсем неудивительно, что так вышло. Пока он молча наблюдал, суета сделала своё дело. Ему не придётся возвращаться к постылым монстерам и мёртвой тишине. Он останется здесь, будет слушать жизнь города, смотреть на неё, будет о ней думать, чувствовать её, познавать её смысл в ночных видениях. Потому что он ведь этого и желал. Он не хотел возвращаться в маленькую квартирку на тихой улице. И вот он остался здесь. Он хотел, чтобы окно не закрывали. Вот оно, открытое. Он хотел, чтобы о нём забыли? Случилось, его забыли.
Это, последнее, кольнуло какаду. Как так, запросто, только потому, что не стал о себе напоминать, он оказался забытым? Люстра тоже не произносила ни звука и не вертелась перед глазами, однако о ней помнили и взяли с собой, а его не взяли. Потому что о нём не вспомнили?
Марчелло стало не по себе. Одиноким он был и раньше и знал, как с этим жить, но ненужным почувствовал себя впервые и не понимал, каким средством справиться с тем, что испытывал.