Головокружение захлёстывает, забирает в свой водоворот, на мгновение уносит в иное измерение, оторванное от этого места, и с размаху ударяет о суровую реальность, в которой я сижу в шкафу среди вещей погибшей больше года назад жены.
Хватаюсь за голову, пальцы запутываются в волосах и до боли сжимают их в кулаках. Зажмуриваю глаза до цветных разводов и старательно игнорирую выступившую из них влагу. Внутри воет вьюга, поднимает остывший пепел и кружит его в черной холодной пустоте.
Как мазохист делаю ещё один вдох, ещё и ещё, словно в попытке надышаться перед смертью. Желание наполниться её запахом и впитать каждой клеткой застилает здравый смысл. Кажется, что нет ничего важнее глубоких вдохов до боли в легких, до хруста рёбер.
Хочется выть. Даже если утром кто-то поинтересуется тем, кто выл ночью, можно будет свалить всё на пса, который прямо сейчас создает какое-то движение у моих ног.
Несмело отрываю руки от головы и тут же мне в лицо утыкается мокрый нос пса. Настойчиво и требовательно. Отмахиваюсь от него, но он лишь усиливает напор и упирается лапами мне в грудь, тихо скуля.
– Что? – роняю сипло, на что пёс отвечает вялым подергиванием хвоста.
Снова тычется мне в лицо и даже пытается лизнуть.
– Придурок.
Губ невольно касается улыбка. Приходится выпрямить ноги, взять пса на руки и прижать к груди. Как ни странно, он поддается. Хотя, обычно, пытается вывернуться или даже укусить, пусть и не по-настоящему.
Чувствую, как под пальцами бешено колотится его маленькое сердце. Мульт глубоко вдыхает и роняет голову мне на ключицы. Уткнувшись лбом в шею, затихает.
Повторяю за ним: прислонившись затылком к задней стенке шкафа, закрываю глаза и медленно вдыхаю.
Сладкий запах щекочет нос, забирается под кожу, впитывается каждой клеточкой и окутывает изнутри, напоминая мне о том, что хоть её нет рядом и тепло её ладоней больше не коснётся моей щеки и плеч, но я всё ещё люблю её каждым осколком разбитого и стёртого в пыль сердца.
– Жри, прорва.
Насыпав Мульту в чашку корм, убрал пакет в ящик, закрыл дверцу и вернулся на стул, который специально поставил у окна. Оказалось, что курить сидя прямо перед открытым окном, сложив ноги на подоконник, очень даже удобно. Не нужно мяться с ноги на ногу, подыскивая позу, в которой конечности затекают меньше всего.
Облако дыма покинуло лёгкие, закружилось над головой и улетучилось, когда прохладный ветер из окна поймал его с поличным за порчей окружающей среды.
Прикрыл глаза, в которых был засыпан сухой скрипучий песок. Ночь я снова провёл не один – с бессонницей. Моя верная спутница, пользуясь изощренными инструментами, вскрывала мне черепную коробку и закидывала в неё мысли, которые я старательно выбрасывал весь прожитый год. Я посчитал их мусором, а она решила открыть в моей башке завод по переработке вторсырья. Вот только, как всё валялось кучей, так оно и валяется. И, если и попадало на «переработку», то застревало в жерновах разума, а затем системой защиты выплевывалось обратно в кучу.