Моё такси доставило меня прямо до подъезда дома, что минимизировало риск падения на сколькой обуви, да еще под алкоголем.
Поднялся в квартиру, открыл дверь и ввалился внутрь.
– Это я, Мульт, – сказал я тихо, лающему псу и тот сразу затих.
Присел на полу в прихожей, стянул туфли и взял себе на руки ластящегося пса.
– Мульт, кажется, я нажрался, – поставил в известность пса. – До утра срать и жрать не проси. Будь человеком – дай проспаться.
Еще раз прижав к себе пса и, даже поцеловав его куда-то между ушей, поставил его рядом, а сам по стеночке поднялся с пола. Снял пальто, оставил его на вешалке. Проходя мимо кухни, решил попить воды, чувствуя, что соленая закуска требовала свою порцию влаги.
Повернул в кухню и застыл в дверном проёме, забыв, для чего вообще сюда шёл.
В лунном свете у окна стоял стул. Стоял и ждал меня. Слишком очевидно и слишком долго ждал.
– Привет, – выдохнул я устало. Прошёл дальше и без сомнений сел на тот стул, что был напротив. Локтями уперся в колени, стыдливо свесил голову и тихо проговорил. – Прости, я напился…
В кухне, освещенной луной, повисло молчание, которое перебивалось лишь моим шумным дыханием. Натирая шею ладонью, стыдился поднять взгляд. Словно, стоит посмотреть наверх, и ясное небо её глаз прожжёт меня метко брошенной молнией.
– Прости, – с трудом проглотил тяжелый комок, сковавший горло. – Я не должен был… Я обещал тебе, что не буду напиваться до такого состояния. Но так вышло… Не переживай, Катя у твоей мамы, она не увидит, а завтра не узнает…
Упираясь локтями в колени, ослабил кисти рук, позволив им безвольно висеть. Скупо шевелил пальцами, словно таким методом можно было нащупать слова, которые не покажутся пустыми и идиотскими.
Ведь у нас так мало времени…
Безрадостно усмехнулся, когда в поле зрения попала ножка её стула.
– Наша последняя встреча, а я пришёл на неё пьяный. Дебил, – зажмурил глаза и с силой растер пальцами, чтобы вспыхнувшие в них звезды полопались к чертовой матери и, упав искрами на затуманенный алкоголем мозг, разожгли в нём пламя сознательности.
Хотелось сказать многое. Всё. Даже то, что уже было сказано мной неоднократно и останется между нами навсегда. Но в ворохе мыслей, что кружились подобно торнадо в голове, оказалось невозможным поймать нужные из них и обличить в слова.
– Прости, – выдохнул рвано, продолжая прятать лицо в ладонях. Непрошенная влага выступила из глаз и затопила остров ничтожной черствости в глубине скупого на эмоции сознания. – Прости, родная. Я виноват. Только я виноват. Я должен был стоять на своём и не позволять тебе тот полёт… Нужно было тогда самому ехать за тобой… – сквозь пелену болезненных ощущений, со скрежетом ржавого металла разрывающих грудную клетку, расслышал, как за окном загудел ветер.