Но маэстро по простоте души своей не выдержал этого лезвия, так что следующим словом произнесенным в зале суда было не то «воды», не то «доктора», а может и оба сразу.
Глава 2
За стеной надрывались чьи-то голоса, смешивались с кашлем и топотом, соединялись, и только потом бешено врывались в соседнюю камеру, где маэстро вот уже четыре дня считал мух. Наконец, он четвертый раз дошел до пятьдесят шестой и остановился. Целлофановый пакет был уже забит мохнатыми мумиями и нужно было достать новых пакетов и новых мух. К счастью, с этим в тюрьме проблем не возникало, и маэстро вскоре получил новую партию свежих насекомых, реактивно внедрившихся в его законное пространство через окно.
Когда число пойманных мух чуть превысило девяносто, стена, соединявшая его с соседней камерой уже начала рассыпаться от топота и голосов, но маэстро решил, что так даже лучше: больше камера – больше мух на квадратный метр.
На дворе было то прекрасное время, когда день еще не вечер, а вечер уже почти ночь. Ужин подавали как раз в этот период, поэтому маэстро назвал его самым чудным периодом за весь день.
«Прошу!» – заявил посыльный и оставил изысканное тюремное блюдо наедине с заключенным. Сегодня были макароны. Маэстро был безумно рад своему внезапному счастью и тут же почувствовал, что к нему снова возвращается прежний вкус его приторной жизни. Хотя, конечно, он в полной мере осознавал, что с его аллергией на пшеницу, мучное сделает из него мученика. Но он был рад, что не было альтернативы, ведь такая возможность полакомиться тем, к чему на свободе ни разу бы не притронулся.
Длинные и скользкие как змеи, макароны обвивали зубцы вилки и в таком удобном положении направлялись прямо в рот маэстро. Он зажмурился от небывалого наслаждения и отправил туда же черствый кусок превосходнейшего хлеба. Дальше был компот. Густой и безвкусный, он поразительно вязнул на зубах и делился своей непривычной субстанцией с непривередливыми вкусовыми рецепторами маэстро. Что касается десерта, то он был прекрасен как полет эклера, хотя вместо эклера в тюрьме предлагали только недоспелое яблоко.
Маэстро уже заканчивал трапезу, как вдруг заметил в окне мрачное одеяло ночи. Горы лежали, укрытые туманными простынями, подложив под хребты такие же свежие туманные подушки. Ветер обнимал волосы маэстро и, вскружив их, возвращался вместе с мухами на улицу через открытое окно, подумывая о том, чтобы принять на себя роль шального сквозняка, совсем забывая, что мухи не любят ветреных.
Маэстро был полностью согласен с мухами: ветреность была ужасной, – и он решил закрыть окно.