Все свои редкие, свободные от подкалыма, выходные Слава проводил с сыном. Он прижимал его к груди и высоко подкидывал или кружился с ним. И, когда Тоня приходила из булочной, сын тянулся к её сумке и громко, весело смеялся. В такие минуты у Славки начинало щемить сердце, он вдруг начинал ясно ощущать себя плачущим, в углу за сараем с куском мокрого липкого хлеба, посыпанного сердобольными бабушками сахаром. Невыплаканные слёзы его детства выступали подозрительной влагой на его глазах, но он подавлял их. Никогда его сын не испытает этого, Слава поклялся сам себе ещё при его рождении. Он радовался счастливому детству своего несмышлёныша и тому, что Тоня хорошая мать.
Вскоре подошла очередь на новую отдельную квартиру. И Тонька решилась родить ещё одного ребёнка, для третьей комнаты. Её не устраивала двухкомнатная квартира. И тут её деревенская смётка не подвела. Второй сын, названный Александром в честь Тониного отца, родился вовремя, как раз к распределению.
Своего второго сына Слава перевез из роддома уже на новую трёхкомнатную квартиру в престижном месте, почти в центре города, на престижном четвёртом этаже.
Так Славино начальство оценило его добросовестный труд.
Славке пришлось ещё туже затянуть ремень и забыть про свои, давно уже редкие, воскресные рыбалки. Он брался за любой калым, как хороший автомеханик он был на- расхват. Но брать со своих друзей и знакомых по чёрному он не мог, радуясь, когда те понимали его положение и платили ему за ремонт небольшие суммы.
В такие дни Слава бежал домой, предвкушая довольный взгляд Тони, вьющей свое и своих детей гнездо, «не хуже, чем у других».
Счастливый смех его сыновей, когда он в день зарплаты или калыма приносил им конфеты и игрушки, были уже давно его единственным утешением в его семье.
Прошло много лет. Сыновья подрастали. Тоня устроилась на работу бухгалтером, выбрав место похлебнее в прямом смысле этого слова.
В супружеской спальне с отдельным телевизором, на широкой кровати их спального гарнитура Тоня барствовала одна, водрузив на неё новую перину, сделанную её матерью как раз для этого гарнитура.
Слава, возвращаясь поздно ночью с работы, когда все уже спали, старался никого не тревожить и ложился на диван в большой комнате, зале, как говорила Тоня, укрываясь своим рыбацким стареньким овчинным тулупом.
Тоньке, видящей к этому времени уже не первый сон, не приходило и в голову дождаться мужа или, хотя бы, постелить ему простыни в гостиной зале. И, когда Славка иногда пытался лечь с ней рядом и «чего-то потребовать», она сквозь сон говорила ему, что, когда же он поимеет совесть и не будет её по всякой ерунде будить.