«Он меня изнасиловал и ударил. Я заявлю на него в полицию. Вот прямо сейчас и поеду».
От этой мысли мне стало спокойнее и понятнее, как дальше жить. Я аккуратно дошла до остановки, села на автобус и вышла на Туполева. Прошла двести метров, завернула за угол и вошла в отделение полиции.
— Мне надо написать заявление на мужа, — сказала я на входе. И меня отвели в какой-то маленький кабинет, где сидело два мужика в форме. Взрослых, уставших мужика.
— Что такое, дамочка? — спросил меня один.
— Я хочу написать заявление, — твердо сказала я, — меня избил и изнасиловал муж.
— Когда? — второй равнодушно потянулся за бумагой и ручкой.
— Только что.
Он внимательно на меня посмотрел.
— Выглядите нормально вроде. Куда бил?
— По лицу. Две пощечины.
Первый мужик хмыкнул, но ничего не сказал. А второй продолжал меня расспрашивать:
— Что-то подтверждающее есть? Видео, аудио, свидетели? Следы спермы, кровь на половых органах?
От этих вопросов, произнесенных холодным профессиональным тоном, меня вдруг затошнило. Я сглотнула слюну и подышала открытым ртом. Отпустило.
— Нет, ничего нет. Он… в презервативе был. И… не очень грубо. Не до крови.
— Дамочка, — вдруг сердито сказал полицейский, — у нас тут богадельня что ли?
Мы с серьезными делами зашиваемся, а вас тут, видите ли, муж без согласия поимел.
И по щеке шлепнул. Ну разводитесь, коль не нравится, но нас-то нафига в это вмешивать?
— Но это же насилие, — растерялась я, — это же…
— Вчера у одной бабы сотрясение мозга диагностировали и три ребра сломанных, — вступил в разговор другой полицейский, — вот это насилие. И то непонятно, как доказать, что это именно муж сделал. А вы с жиру беситесь, дамочка.
Идите домой. Ну или к маме там, к подруге. А с мужем, может, помиритесь еще.
Наверное, просто довели его, вот и психанул. С кем не бывает.
— С кем не бывает, — эхом повторила я и, не прощаясь, вышла. Из кабинета, из отделения. Вышла и пошла. Под ногами чавкала каша из грязи, в которую превратился вчерашний снег. Вчерашняя Лера тоже превратилась в какое-то месиво, в котором с трудом можно было угадать ее прежние черты. Я не знала, кто я. Просто шла и шла, куда глаза глядят. Не замечала, что мерзну, не замечала, что плачу. А потом села в какой-то трамвай, спасаясь от внезапного дождя, и куда-то долго-долго ехала. По оконному стеклу бежали капли, я выбирала две самые крупные и смотрела, кто из них победит в гонке и первой доберется до края окна. Когда побеждала правая, я расстраивалась, потому что болела за левую. А когда побеждала левая — радовалась.
А потом трамвай приехал на конечную, и я вышла вместе со всеми, совершенно не узнавая мест вокруг. Я была где-то. Я была нигде.