Но и что сделать, чтобы этого не случилось — слишком сложный вопрос. Огульно не ответишь. Нужно время. Нужно думать. Нужно… Стараться.
По-настоящему. Так, как не старался еще никогда.
Гаврила не ждал Костю, не заходил в дом. Уехал. Наверное, решил, что свой максимум сделал. Дальше — сами.
Но именно ему Костя позвонил, когда почти под утро понял, что надо.
Гаврила выслушал, не перебивая. Может, у него было, что сказать, но придержал при себе. Ни сам не бросился извиняться, ни от Кости извинений не ждал.
На вопрос, сколько времени нужно, ответил, что утром к девяти всё будет.
Костю это устраивало. Тянуть нельзя — некуда уже. Им с Агатой наконец-то нужно поговорить.
И она будто даже ждала этого.
Конечно же, не выходила из комнаты. Но когда Костя постучался на следующее утро, услышал тихое, немного сдавленное: «войди»…
Открыл дверь, сделал несколько шагов, остановился…
Агата сидела на кровати. Наверное, плохо спала, если спала вообще. Под глазами — синяки. Измучена до невозможности.
Руки трясутся, она усиленно ими мнет свитер, хотя в доме не то, чтобы холодно.
Возникла мысль подойти и прижать ладонь ко лбу, но она бы испугалась только. Явно не оценила бы заботу, поэтому…
Костя сделал еще один шаг, держа руки в карманах джинсов, потом еще…
Медленно. Засекая ее реакции.
Агата была напряжена, следила пристально, но позволяла.
Почти всё позволяла.
Задрожала только, когда он опустился на корточки, накрыл своими ее руки, сжал их с силой в колени.
На них же и смотрел — плотный джинс, не особо-то моргая…
Несколько минут они просто молчали. Костя не знал, что в голове у Агаты, а у него…
На самом деле, наверное, вся жизнь. Череда ложных выводов. Масса говна, которое наворотил. Тот самый пресловутый эгоизм, позволявший так долго не видеть берегов… А теперь… Доплавался на глубине, получается. Некому бросить спасательный круг. Выгребайся сам, раз такой умный. Или сдавайся на милость судьбы, победитель…
— Послушай меня, пожалуйста… Можно? — Костя начал, вскидывая взгляд на Агату. Снова молчал, пока она не кивнула. Наверное, сомневалась, стоит ли позволять, но… — Ты про меня читала, правда? Знаешь…
Начал, и тут же сбился… Вздохнул, отвел взгляд, долго смотрел в сторону окна, потом снова на Агату.
— У меня мать — проституткой была. Не фигурально. Она правда этим на жизнь зарабатывала. Она меня ненавидела. Родила, потому что то ли долго не понимала, что беременна, то ли надеялась, что отец одумается и простит ей ложь, если меня увидит. Я не знаю, видел ли, но ложь ей не простил. Она осталась со мной. Я ей был не нужен. Даже не знаю, почему не выбросила. Наверное, по инерции при себе держала. Но я никогда не чувствовал от нее любви. Она даже воспитывать меня не пыталась. Про добро рассказывать, в чём плохость зла объяснять. Когда мне было шесть — ее убили. Они бухали компанией. Пересрались или что… За ножи схватились. Это было стремно очень. Но я — слишком малой, чтобы до конца всё понять. Меня отдали в детский дом. Никто не захотел забирать, хотя родня была. Мать моей матери. Тетки какие-то… Отец… Но никому не нужен… Такой…