— Даша, что случилось?
— Ничего.
— Не может быть, что ничего.
Беру ее лицо в руки, заставляя посмотреть на себя, она даже вот такая красивая и желанная, глажу по щекам, глаза блестят, облизывает губы.
— Я думала, ты хороший, что ты самый лучший, а ты… ты…
Заплакала, хочет отвернуться, но я не даю.
— Орешкина, я так тебя люблю, ты не представляешь.
Не самое хорошее время признаваться пьяной женщине в любви, но эти слова случились сами. Замирает в моих руках, смотрит большими синими глазами, моргает, а по щекам текут крупные слезы.
— Любишь?
— Люблю, заразу такую вредную, постоянно попадающую в истории. Люблю как пацан ненормальный.
— Но… ты… там… с ней… Рома… так ведь нельзя, я ведь тоже люблю тебя, а ты… ты…
Плачет, стучит кулачками в мою грудь, а я улыбаюсь как придурочный, прижимая к себе свое сокровище. А мое сердце грохочет внутри, ломая ребра от счастья. Целую в висок, глажу по волосам, качаю как ребенка, Даша уже не сопротивляется, слышу только, как сопит.
Улыбаюсь. Уснула, дикая моя, любимая женщина.
Орешкина
— Даша. Даша проснись. Слышишь меня? Даша.
— М-м-м-м, Машка, отстань.
— Орешкина, просыпайся, пора на работу.
— Машка, отстань, дай поспать.
Соображаю туго, пытаюсь разлепить веки, но в них словно налили клея. Голова тяжелая, ее невозможно оторвать от подушки.
— Не пойду никуда. Черт, почему так хреново-то?
— Потому что пить меньше надо.
— Не пойду, отдай одеяло.
— Как это не пойдешь? Работу никто не отменял. Как я без своего любимого секретаря?
Щурю глаза от яркого света, от него боль в голове становится еще сильнее и острее, словно в мозг вбивают огромный гвоздь.
— Вставай, алкоголичка. Что, вкусный вчера был коньяк? Ой какой вкусный, но ничего, сегодня будет вкусная даже вода.
Секретаря? Коньяк?
Черт! Точно!
— Рома?
Резко поднимаюсь, но в голове разрывается граната, держу ее руками, чтоб не раскололась на две части. Наконец открываю глаза, картинка нечеткая, все расплывается. Вижу лишь силуэт, во рту так погано, а еще слегка подташнивает.
— Рома, Рома, а кого ты ожидала увидеть? Доктора из вытрезвителя? Тимошу или Трех мужиков, которые бы тебя оттарабанили после клуба?
— Ой, Рома.
Образ Вершинина собирается в кучу, но все равно слегка уплывает в сторону. Он убирает с моего лица волосы, дает в руки стакан.
— Пей аспирин. Орешкина, у тебя в родне алкоголиков хронических нет? А то это плохая наследственность, это опасно.
— Не, нет, вроде не было.
— Давай приходи в себя — и на работу. Почти восемь утра, опоздаем.
— Восемь?
— Да, да, восемь.
Жадно пью все содержимое стакана, вода стекает по подбородку, вытираю ладонями. Начинаю припоминать, что было вчера, как подговорила Тимофея отвезти меня к Роману на деловую встречу. Как увидела, что он сидит за столиком с той самой блондинкой, которую я встретила в туалете на нашем первом свидании.