— Так, все, заканчиваем дискотеку и бухать, идем домой, буду в угол ставить.
— Никуда я с тобой не пойду. Фу, Вершинин, ты плохой, очень плохой, я-то думала, хороший, самый лучший, а ты как все, даже хуже своего Ржевского — бабника.
Даша снова делает глоток из бутылки, но я вырываю ее из рук, Тимоха смотрит непонимающе. Вытаскиваю Орешкину из машины, еще сопротивляется, сучка маленькая.
— Вот сейчас придем домой, и я тебя отлуплю, паршивка такая.
— Не имеешь права, я тебе никто, как и ты мне. Сидел там, ручки трогал, в глазки заглядывал, фу, противно было смотреть.
Не могу разобрать половину слов, что она говорит, смотрю на бутылку — почти пустая. И как в нее столько влезло, и она все еще стоит на ногах? Пихает меня в грудь, шубка расстегнута, волосы распущены, надо быстрее уводить ее, пока не простыла.
Даша шатается, вдруг подворачивает ногу, чуть не падает, но я, присев, закидываю ее себе на плечо, Тимофей, выйдя из машины, протягивает ее сумочку, виновато опуская глаза.
— С тобой я поговорю завтра, мало не покажется.
Большими шагами тащу свою ношу в подъезд, не обращаю внимания на консьержа и выкрики Орешкиной. Обзывает меня подлецом, кобелем и ботаником. Совершенно, кстати, без оснований.
— Роман, отпусти, меня сейчас вырвет. Рома-а-а-а-а-а-а.
Шлепаю по упругой попке, пока едем в лифте.
— Полезно будет желудок очистить, а потом лифт отмоешь, трудотерапия тебя не помешает. В какой ты там клуб собралась?
— Ни в какой. Отпусти меня, бабник, видеть тебя не хочу. И не трогай там меня. Никогда не трогай.
— Ага, щас.
Выхожу из лифта и встречаюсь с соседями. Марк с Эльзой так и застыли на месте, смотрят с интересом.
— Снова побег? Могу дать ошейник. Строгий.
Марк улыбается, Эльза, поглаживая животик, тыкает его в бок локтем.
— Все вопросы потом.
— Отпусти меня сейчас же! И иди к той, с которой был.
— Я так понимаю, ужина не будет, а то мы пошли вас звать.
— Нет, сегодня точно нет, кое-кто уже накушался.
— Прекрати меня обсуждать и поставь на пол.
— Извините.
— Да все нормально, давай иди, воспитывай, обещаем, что подслушивать не будем.
Наконец захожу в квартиру, хлопнув дверью, несу Орешкину в спальню, кидаю на кровать. Лежит, раскинув руки, не двигается.
Снимаю с нее сапоги, хочу снять и шубу, но Дашка начинает отбиваться, а потом, поднявшись, садится и делает все сама.
— Ну и что это был за номер? Ты почему не поехала домой, а напилась?
— Не хочу с тобой разговаривать, ненавижу.
Что-то бубнит себе под нос, не может расстегнуть пуговицы на блузке, сопит. Я сам снимаю пальто, сажусь рядом, начинаю помогать.