Папа не поехал со мной, лишь проводил до машины, коротко бросил водителю: везти домой, не останавливаться по дороге и не слушать меня совсем. Словно я безвольная кукла, за меня снова принимают решения и указывают, как жить.
Но самое обидное, что я предала его, ведь Рома сейчас думает именно так, я уверена в этом. Я не сказала, чья дочь, а после появления папы выводы просятся сами собой. Он не захочет меня видеть и слышать.
Никогда.
Не знаю, сколько прошло времени, я просто закрыла глаза и отключилась, заснула с зажатым телефоном в руке в надежде, что он позвонит.
— Дарья Владимировна, проснитесь, приехали.
Уже? Так быстро? Или я слишком долго спала?
Медленно поднялась, тело затекло от долгого нахождения в одной позе, холодный воздух немного приводил в чувство, но голова болела еще больше, чем вчера от выпитого коньяка.
— Вам помочь?
— Нет, не надо.
Вышла, несколько ступенек, массивная дверь, и вот я дома. Не думала, что до такой степени не буду рада оказаться здесь. Тусклый свет холла, у нас все с размахом, черный глянец пола натерт до блеска, белые стены, ненавязчивый, но дорогой декор.
Склеп. Самый натуральный. И как я раньше не замечала этого?
— Дашка!
Сестренка вышла из кухни, в руках огромный бутерброд, кружка чая, сама в милой пижаме с зайчиками, короткие шортики и маечка. Непослушные волосы собраны в небрежный пучок, в который воткнут карандаш.
Опять уроки учила или папины задания выполняла, зубрилка маленькая. Вот по ней я точно скучала. Слезы опять навернулись на глаза.
— Даха, ты чего? Плачешь?
Иду к ней, обнимаю, прижимаясь к единственному родному, близкому и понимающему меня человеку.
Машка так и стоит с бутербродом и чаем, раскинув руки, а я опять рыдаю.
— Даха, да погоди, обожгу чаем.
— Ты снова ешь по ночам? Я же говорила: будешь жрать — будешь жирная.
Она отстраняется, ставит свой ночной перекус на антикварный столик, кипяток проливается, а я представляю, как будет сокрушаться экономка, улыбаюсь сквозь слезы.
— Ну, что стряслось, систер? О нет, дай угадаю. Папа? Папа тебя застукал с мужиком? Я так и знала: что-то случится — крысы снились всю ночь.
— Под столом, — снова слезы, Машка обнимает, тянет меня к лестнице, поднимаемся на второй этаж, идем в ее комнату.
— О, так, так, полегче. Ты была под столом, а где был мужчина?
— Рядом.
— Ты минет, что ли, делала, а тут зашел папа?
— Маша, ну какой минет? Ты думаешь, я бы приехала живая после такого?
— Ну, папа тоже человек.
— Он зверь, а не человек.
Машка снимает с меня шубу, сажусь на кровать, разуваюсь, а сама чувствую, как от меня пахнет Вершининым, его туалетной водой, от этого хочется просто выть.