Шуре стало трудно дышать. Она отошла от Дерюгина еще на несколько шагов.
— Вам лучше уйти, сударь! Быть может, вы думали, что ваши слова я посчитаю лестными для себя, но это не так. А потому прошу не продолжать более этот разговор.
В его взгляде промелькнули сначала — разочарование, потом — злость.
— Полноте, Шура, сейчас не время проявлять столь глупую принципиальность! Вы же нуждаетесь в деньгах. К чему лукавить? Вы явно недоедаете, в вашем доме холодно, а ваша горничная сказала, что вы работаете в госпитале санитаркой. Санитаркой! Вы слишком мало цените себя, если согласились на такую работу. Я дам вам денег, много денег. Вы станете нормально питаться, обновите гардероб. Я понимаю — вы не любите меня, но я и не прошу вашей любви — лишь немного тепла и ласки.
Он расстегнул карман у гимнастерки, достал оттуда сложенную вдвое пачку денег.
Шура почувствовала жар на щеках. Однажды ее уже пытались купить, и воспоминания об этом до сих пор бередили душу и заставляли просыпаться по ночам в холодном поту.
— Мне не нужны ваши деньги, сударь! И я еще раз прошу вас удалиться. Быть может, вы считаете нормальным приходить к почти незнакомой вам женщине с таким предложением, но…
Он, всё еще держа деньги в руках, усмехнулся:
— Ну, почему же незнакомой, Александра Сергеевна? Я очень многое о вас знаю. Так что вам совсем ни к чему демонстрировать своё возмущение. Андрей Николаевич не считал нужным скрывать от меня историю ваших отношений, и я прекрасно знаю, что его предложение вы всё-таки приняли. Так почему бы не принять и мое?
Слёзы рвались наружу, но она велела себе не плакать. Не сейчас, не перед ним. Он ведь даже не понял, что куда сильнее его предложения ее ранили его слова о том, что Кузнецов рассказал ему о ее позоре. А быть может, и не только ему.
Все эти годы она хотя бы тешила себя мыслью, что о ее падении знал только он — Андрей, и у него хватило благородства не говорить никому о своей победе. Но даже этого он не смог.
— Послушайте, Шура…
Дерюгин попытался приблизиться к ней, и она схватила со стола нож для разрезания бумаги.
— Вон! — голос ее звенел от гнева.
На ее крик прибежала Дашутка — распахнула дверь, застыла на пороге.
— Ну, как изволите, Александра Сергеевна, — холодно сказал гость и, поклонившись, вышел.
А Шура рухнула на диван и разрыдалась. Дарья села рядом, погладила по плечу.
— Он мне сразу не показался, барышня. Даже пускать его не хотела. А потом подумал — может, он письмо от Кирилла Сергеевича привез. Ох, барышня, времена-то какие настали — никому доверять нельзя. Вот кабы какой хороший человек нашелся да замуж бы вас позвал…