– Хорошо, - Мур касается моей щеки, обжигает. Намеренно задевает кожу зубами, будто оставляет укус. – Так что тебя действительно волнует, Кать? Поговори с нами, озвучивай всё.
– Мы в общественном месте, нас могут увидеть.
Мы сидим на первых местах, из опасности только снующие пассажиры и экипаж корабля. Но Тимофей разворачивается ко мне полубоком, а его ладонь смещается на внутреннюю сторону бедра. И мужчина теперь полностью закрывает меня от тех, кто сидит на противоположной стороне.
– Так лучше?
– Если кто-то будет идти мимо…
– У нас хорошая реакция, заметим и остановимся. Тем более, ничего такого мы не делаем. Или ты хочешь чего-то большего?
– Нет, не хочу.
Хочу, до онемения в кончиках пальцев хочу. Сжимаю край подлокотника, стараюсь не показать то, что за картинки мелькают в моей голове. Потому что там ни одной приличной мысли о том, что мужчины буду просто держать свои ладони неподвижно.
– Вот и хорошо. Расслабься, Кать. Отдохни, нам лететь три часа.
Три часа, всего. Этого недостаточно, чтобы приготовиться к возвращению в родной город. Я не была там с того самого момента, как муж увёз меня в столицу. Обрубила все связи, не думала, не хотела. Начала новую жизнь. А теперь мне нужно вернуться, окунуться в самую гущу воспоминаний трёхлетней давности.
Три часа это чуть меньше двухсот минут, которые могут тянуться вечностью рядом с моими телохранителями. Томиться в ожидании, что они сделают дальше.
Потому что ладонь Тимура ведёт по ноге, гладит, с каждым разом подбираясь всё выше. А Тимофей давно уже держит ладонь под платьем, сжимая бедро возле самого сокровенного. Я могу оправдать тем, что по-другому неудобно, но все мы тут взрослые и знаем правду.
– Так ведь нормально, Кать? Не слишком?
Слишком, всё слишком, но я отрицательно качаю головой, откидываюсь на спинку кресла. Закрываю глаза, будто это поможет абстрагироваться. Но когда ничего не вижу, активизируется фантазия и ощущения их касаний.
Ладонь Тимура более горячая, плавит каждую клеточку, которой касается. А у Тимофея есть старые мозоли на ладони, которой он будто царапает меня, разрезает все протесты.
Они добираются до моих оголённых нервов, играют на них, скручивают так, что отдаёт болью в лёгкие. Пытаюсь дышать тихо, не показывать, как всё сжимается внутри.
А затем их пальцы, не сговариваясь, одновременно ныряют за край белья. Мне кажется, что именно сейчас они столкнуться, поймут насколько это всё неправильно, и отпрянут.
Но нет. Их пальцы действительно встречаются, когда добираются до клитора. И вместе надавливают, трут, растирают мою смазку, которой слишком много.