Однако будем психологически точны: не сознание Иоанна творит такие фантазии — они сами напирают на него через недобровольное «откровение»… Данных достаточно, чтобы признать его человеком истово верующим, но в остальных отношениях обладающим уравновешенной психикой. Однако у него, очевидно, было интенсивное субъективное отношение к Богу, сделавшее его беззащитным перед вторжением содержаний много более действенных, нежели любые личностные. Человек по-настоящему религиозный, да к тому же от рождения обладающий способностью к необычайному расширению сознания, должен быть готов к подобному риску.
Ведь смысл апокалиптических видений не в том, чтобы обыкновенный человек Иоанн узнал, какую густую тень отбрасывает светлая сторона его природы, а в том, чтобы зеницы пророка разверзлись на Божью неизмеримость, ибо кто любит, тот познает Бога. Можно сказать так: именно потому, что Иоанн возлюбил Бога, изо всех сил стараясь любить и собратьев, у него и имел место «гносис», богопознание, и он, как и Иов, увидел необузданную ярость Яхве — а потому пережил свое Евангелие любви односторонне, скомпенсировав им этот ужас: Бога можно любить и нужно бояться[8].
Говоря психологическим языком, мы можем сказать, что видения Иоанна открыли ему глаза на то, сколь безмерно коллективное бессознательное. Следовательно, понимания его личной психологии отнюдь недостаточно для того, чтобы объяснить содержание явившихся ему образов. Книга Откровения в ее целостности символически рассказывает о встрече с приведенным в действие коллективным бессознательным, из которого обнаруживает себя и Самость, символически обозначенная в финальной части как «Новый Иерусалим». Так как сегодня Самость снова явно дает знать о себе, нет ничего странного в том, что образы из сновидений наших современников удивительно похожи на те, что можно найти в Апокалипсисе от Иоанна.
Сегодня слово «апокалипсис» обозначает нечто большее, чем «раскрытие того, что было скрыто». Оно означает катастрофу. В самом деле, коннотация «последнее великое бедствие» глубоко въелась в значение слова. И я считаю, что именно так мы и должны относиться к архетипу в том случае, если он проявляется на коллективном уровне, потому что коллективное отыгрывание архетипа по определению бессознательно. Однако если архетип переживается отдельной личностью, он не обязательно воспринимается как катастрофа. Разумеется, явление Самости всегда революция, но это часто предстает не столь важным на фоне тех позитивных изменений, которые идут следом: личность вырастает в масштабе и устанавливает отношения с трансперсональным уровнем психики. Если мы говорим об индивидуальном переживании архетипа, то «Апокалипсис» рискует обернуться катастрофой только в том случае, когда эго упрямо, рационалистично, неодухотворено и отказывается признать, что в сфере психики есть большие силы, чем оно само. Оно не способно прогнуться, поэтому и ломается. Таким образом, сны о «конце света» (нашествие инопланетян, ядерные взрывы) не обязательно предрекают сновидцу психическую катастрофу, но могут, если разобраться, означать зримое проявление Самости, ядра психики, - что говорит о возможном личностном росте.