Завещание фараона (Митюгина) - страница 118

Юноша сразу понял, что Агниппа очень старалась — девушка сшила ему одежду точно по фигуре и по росту. Мена даже одобрительно крякнул, рассматривая Атрида. Царь взял с лавки хламиду и начал ее разворачивать, как вдруг услышал стук.

Из плаща выпала пряжка.

Молодой человек нагнулся, поднял ее — и замер.

По весу он сразу понял, что держит золото — да и под солнцем безделушка сверкала так, как и положено золоту. В выгравированном рисунке, изображавшем какое-то сражение, царь сразу опознал египетскую чеканку, а по краям пряжки переливались чистейшие кристаллы горного хрусталя.

Эта пряжка стоила баснословных денег, но ведь Мена говорил, что распродал все украшения Агниппы, выплачивая долги. Неужели все же что-то осталось?.. Теперь царь вспомнил, что еще тогда, на площади, заметил на косах девушки серебряные накосники с прекрасной зеленой смальтой. Заметил — и удивился. Потом, уже через минуту, вылетело из головы — мелочь, пустяк…

А сейчас вдруг вернулось яркой вспышкой.

Почему же, имея такие вещи, они не продадут их, чтобы купить себе дом получше? Или пару рабов, чтобы помогали по хозяйству?

«Странно. Что это все значит?..» — задумчиво нахмурившись, сам себя спрашивал он.

В комнату вошла Агниппа.

— Это тоже мне? — спросил Атрид, протягивая девушке пряжку.

— Да! — громко и решительно ответила девушка, тряхнув головой — и даже не посмотрела на укоризненно взглянувшего на нее Мена.

Могли ли знать советник и царь о том, что царица Тэйя, заменившая Агниппе мать, будучи уже тяжело больной, незадолго до своей смерти подарила эту пряжку своей приемной дочери со словами:

— Девочка моя, помни меня; помни, что я любила тебя. Возьми эту безделушку на память обо мне! Пусть она всегда будет с тобой, а если надумаешь подарить ее кому-то, то, пожалуйста, подари только человеку, которого полюбишь…

— Я обещаю тебе это, мамочка! — ответила ей тогда Агниппа.

* * *

Все веселой компанией вышли из дома и направились по улице, вдоль соседских заборов, к воротам западной стены, что находились не так уж и далеко.

Перевешиваясь через глухие стены, затеняли улицу тяжелые ветви яблонь, груш, гранатов и смоковниц. И если на фиговых деревьях уже кое-где мелькали среди густой листвы первые зеленые завязи, то груши и яблони устилали уличные камни белоснежной порошей опавших лепестков. А гранаты… Гранаты полыхали пышными яркими цветами, наполняя воздух терпким, горьковатым ароматом.

Атрид подпрыгнул и сорвал один, огромный и алый, с низко нависшей ветки — только листья зашумели, — и с улыбкой протянул его Агниппе.