Это и был знаменитый царь Эллады, Атрид Агамемнон. О нем ходили легенды. Болтали, что, умирая, Атрей, его отец, отдал Спарту во владение своему младшему сыну, Менелаю, а Афины, и вместе с ними всю Элладу — Агамемнону. Юный царь несколько раз принужден был вступать в войну с Персией и всякий раз выходил победителем, что доказывало его ум. В сражениях колесница царя всегда летела первой, враги в страхе отступали перед его мечом, Агамемнон постоянно оказывался там, где его воинам приходилось труднее всего. Для своего возраста он был необычайно умным, добрым, справедливым и мужественным, и не только Афины — вся Эллада склонялась перед ним, и не только как перед царем, а как перед человеком, заслуживающим всеобщего уважения.
Конечно, всего этого Агниппа не знала.
«Ну вот, — подумала она, — сейчас все кинутся ниц и начнут целовать пыль. Не поклонюсь же, ни за что!»
Но, к удивлению девушки, никто не бросился ниц и не начал целовать пыль. Люди медленно и спокойно поклонились, прижав правую руку к груди. Вся толпа на площади склонилась, и лишь Агниппа осталась стоять, вызывающе выпрямившись и дерзко вздернув к небу свой носик.
Стало еще тише.
«Вот сейчас, — лихорадочно проносились мысли в ее голове, — сейчас он прикажет своей свите броситься на меня, или растопчет конем, или… Ох, как стучит сердце! Но я не поклонюсь!»
Агниппа все выше и выше поднимала голову. Царевне казалось, что в ней еще недостаточно вызова. Мена изо всех сил дергал свою приемную дочь за край гиматия, но девушка не обращала на это никакого внимания. В конце концов она так изогнулась, что ее длинные волосы коснулись мостовой.
Вышло так, что она все-таки слегка поклонилась, но только… в обратную сторону.
Царь посмотрел на нее.
«Ну, Агниппа, держись! — замерла девушка от ужаса и какого-то немыслимого восторга. — Вот сейчас он…»
Но она не успела додумать, что же именно он сделает. Агамемнон лишь улыбнулся, изумленно и весело вскинул брови и… проехал мимо!
От неожиданности царевна даже рот приоткрыла и проводила владыку Эллады недоуменным взглядом широко распахнувшихся глаз.
А на площадь уже въезжали боевые колесницы, за которыми шли связанные пленные. Но девушке было уже не до этого зрелища: ее отчитывал Мена, люди на площади косились, как на сумасшедшую… да и ей самой вдруг стало ужасно неловко: вместо гордого, героического поступка получилась глупая детская выходка, которую ей простили — снисходительно простили, даже не принимая всерьез.
От унижения и стыда на глаза навернулись слезы. С полыхающими щеками Агниппа быстро пошла сквозь толпу домой, низко опустив голову и не смея поднять взгляд. Огромного труда ей стоило не закрыть лицо руками и не кинуться прочь со всех ног.