Я тарабаню по столешнице пальцами, смотрю в окно. С улицы слышны веселые возгласы детей и их счастливых мамаш. По-прежнему щебечут птицы и лают собаки.
У всех все хорошо, только у нас жизнь перевернулась с ног на голову. И не в лучшую сторону. Наступила черная полоса длиною в тысячи километров.
– Кира, сейчас мы поедем в больницу. Алик поехал на заправку. А пока ты здесь, я хочу знать… Что вчера произошло?
– В смысле?
Мама оставляет свое занятие, поворачивается лицом и смотрит на меня. В ее глазах стоят слезы. Она даже постарела за эту ночь. Лицо осунулось и приобрело усталый вид. Мама совсем не накрашена, и непривычно видеть ее такой.
– Что именно произошло? Ты говорила про какого-то парня. Что он тебя обидел…
– Какая разница! Все равно ничего не изменишь, – грубо кидаю ей.
– Как это какая разница? Я должна все знать.
– Зачем мам, если ты винишь во всем меня! – вырывается у меня против воли.
Черт, вот почему нельзя было промолчать? Почему? Да потому что, обида на маму настолько сильная, что я просто не в силах держать это в себе.
– Что? Что ты только что сказала? – с удивлением в карих глазах спрашивает мама.
– Я все слышала вчера.
– Что ты слышала? Что ты говоришь? – мама беспокойно перетаптывается с ноги на ногу.
– Все… Ты меня совсем не любишь. Только своего Богдана. И винишь во всем меня, – говорю тихо, но четко, чтобы каждый звук был ею услышан.
– Господи Иисусе, с чего ты это взяла? О чем ты говоришь, Кира? С чего ты взяла это? Это глупости!
– Я все слышала вчера, ясно?! Думаешь, мне приятно слышать, что ты винишь меня в этой дурацкой аварии? Я не виновна! Понятно! – начинаю заводиться я.
– Как ты разговариваешь со мной? – хмурится мать.
– Я просто отвечаю на вопрос, – пожимаю плечами и резко встаю с места.
Быстрыми шагами пересекаю кухню.
Твою мать, ещё с ней поругаться осталось и вообще можно будет собирать чемоданы обратно. А что, это идея…
– Стой! Мы ещё не договорили! – тормозит меня мама у выхода.
– О чем тут можно ещё говорить? – гляжу на нее. – Мне все и так ясно! Ваш любимый сын стал инвалидом, а я осталась цела и невредима. Наверное, ты была бы рада, если на его месте оказалась я!
– Что? – ахает мама.
Она бледнеет и хватается за сердце. Молчит. По ее угрюмому серому лицу начинают бежать дорожки слез.
И, черт возьми, мне становится ее немного жаль…
Мы стоим в напряжённой тишине какое-то время и просто смотрим друг на друга. Не я это начала и не мне это разгребать. Ну всех к черту! Главное сейчас спасти Богдана.
Я дергаюсь в сторону выхода.
– Ты все сказала? – резко спрашивает мама.