Она заполняет собой все пустоты, проникает под кожу, в кровь. Целую ее хаотично, одичало, пью ее стон и опять заглядываю в глаза.
Я горю, сгораю дотла, и кажется, что благодаря ей что-то во мне возрождается. Та часть меня, которая стала прахом. Опять припадаю к влажным губам, она как живительная влага, которой так не хватало, и теперь, когда все долги прошлому отданы, я понимаю, что нашел свое будущее.
Одна маленькая ошибка, девушка в подвенечном платье…
– Я боюсь…
Ее шепот в самые губы и доверчивость рук, которые притягивают ближе.
– Я буду нежен, не гарантирую, но постараюсь, хотя бы вначале, – отвечаю и ловлю ее губы. Ноготки скребут кожу на моих плечах.
Глупая, не понимает, что моя. Принадлежит мне. По праву первой ночи. По древнему закону и традициям.
Целую острую ключицу, ощущаю, как хаотично бьется пульс, веду носом по коже, что нежнее шелка. Дразню и ощущаю, как она то сжимает пальчики, то расслабляется, еще не понимая себя.
Я улетаю от ее реакции, от сбитого дыхания, от того, как приоткрывает губы, как дышит часто и как закрывает глаза, как тело прогибается в позвоночнике. Все на инстинктах.
Сам не понимаю, что уголки моих губ ползут вверх в довольной ухмылке. В горле застревает рык, когда она вдруг пытается прийти в себя, и пальцы на нежной коже сжимаются на рефлексах сильнее, вызывая сдавленный стон.
– После этой ночи ты моя, Ярослава…
Наконец, шепчу в ответ на ее молчаливый протест. И замечаю, как слеза все же срывается с ресничек и ползет по виску, а Ярослава прикусывает дрожащие, распухшие от поцелуев губки.
– Мой сладкий дурман.
Ловлю дорожку от слезы губами и скольжу по ее ушку, чтобы сказать чистую правду:
– Меня ведет от тебя… с первой секунды, как заглянул в твои огромные глаза…
Больше говорить не могу, слова царапают глотку. Не понимаю, как удается не слететь с катушек и не задрать свою добычу.
Кончики пальцев немеют. Никогда еще так не срывало тормоза, чтобы до потери пульса и до искр из глаз.
И контроль, чертов контроль, который не отпускаю. И ее эйфория, которую ловлю и дурею. От ее стона, от ее крика, от того, что теперь моя до конца. Вся. Целиком.
– Привыкай ко мне.
Рвано шепчу. Укладываю измученную девушку себе на плечо, не даю отстраниться. Обнимает меня, приникает доверчено, засыпает. Не выдерживает напора.
И перед тем, как отключиться, шепчет:
– Я привыкла. Уже. Давно. С первой секунды, как взглянула в лицо варвара, пришедшего украсть меня…
Продолжаю ласкать бесконечный шелк волос.
– Моя Алаайа.
– Что? – совсем тихо, засыпая…
– Ты хотела знать, почему я тебя так называю. Что означает это слово?