Наваждение Монгола (Гур) - страница 200

Мурлычет в ответ сонно:

– Да.

– Моя душа…

Эпилог


– Какая же невеста красивая…

Фраза словно дежавю. Заставляет меня вздрогнуть и посмотреть в темные глаза Рении, которая поправляет фату. На этот раз черный платок на голове женщины расшит камнями.

– Красивее тебя невесты свет не видывал…

Улыбаюсь тепло и смотрю в зеркало. И вот оно. Снова я в подвенечном платье.

Кто бы мог подумать?!

На этот раз мое подвенечное платье не стоит миллион.

Оно дороже.

Но нет ни тяжелого шлейфа, ни блестящих камней, ни тугого корсета, сжимающего ребра до ломоты.

– Яся… ты такая… такая… офигенская!

Радостный голос и мордочка брата выглядывает из-под моей руки, а я смотрю в улыбчивое личико Матвея, заглядываю в лучистые глаза и тереблю непокорный ежик волос на голове.

– Ты правда так считаешь?

Улыбаюсь и сердце щемит от радости, от счастья – бездонного и бесконечного.

Матвей с каждым днем все крепчает. Курс реабилитации практически завершен.

– Ты лучше всех, Яська! Только я это… ты не расстраивайся.

Поднимает бровки домиком. На раз раскусываю маленького проныру.

– Что натворил?!

– Короче, если Настя будет спрашивать, ну то есть орать, кто испортил ее туфли, ты не сдавай меня, ладно?! Маршал их сожрал. Ну пусть она спасибо скажет, что не ее слопал вместе с ними. Пес твоего Гуна ее терпеть не может. А я так. Решил порадовать собачку трофеем.

Прыскаю со смеху и в эту же секунду за братом в комнату влетает раскрасневшаяся сестра и в руке, как оружие, зажата убитая туфелька.

– Он! Специально! Чтобы мне напакостить! Да я тебя…

Сестра комично перебирает руками в воздухе.

– Остынь. Ищи другие туфли.

– Они были специально подобраны под платье!

– Под длинным подолом незаметно.

Бросаю на Анастасию многозначительный взгляд, и она замолкает. У нас с ней военный нейтралитет. Можно и так сказать.

После ряда передач с разоблачением Айдарова и суда, который дал ему серьезный срок, Настасья изменилась. Пересмотрела свои взгляды и стала другой.

Она любила Айдарова. Бывает. Но тот Мурат, которого она нарисовала себе в мечтах, и тот человек, который фигурировал в ряде передач, отличались.

Странное дело, но после того, как Монгол пришел вместе со мной в дом отца и сказал, что я теперь по законам его народа ему жена – все изменилось.

Он говорил с моей семьей почтительно, но в каждым слове был слышен металл. Затем попросил у отца беседу с глазу на глаз в кабинете.

О чем они переговорили, я не знаю, но несложно догадаться, потому что потом отец просил у меня прощения.

А я…

Конечно же, простила. Давно. Я просто поняла, каково это, любить до потери пульса.