Время до вечера пролетело незаметно. Погрузившись в звуки родных мелодий, в слова родного языка, я словно чувствую вкус к жизни и стараюсь насладиться каждым моментом. Обед мне приносит все та же доброжелательная подавальщица, не забыв о кружке молока. А как только за окном темнеет, я уже без страха и волнения спускаюсь вниз. Чему быть, того не миновать…
Зал наполнен посетителями. Их еще больше, чем с утра. И все такие шумные, громогласные, а некоторые и вовсе кажутся отъявленными головорезами. Не хотела бы я с кем-то из них встретиться в темноте на улице.
Меня тут же замечает дядюшка Вильдэр. И, взмахнув рукой, радостно подзывает к себе.
Несмотря на уверенность, легкое беспокойство все же охватывает. И колени слегка подкашиваются, когда подхожу поближе. Внезапно вспоминается, что в древние времена не понравившихся исполнителей могли не только освистать, а еще и закидать тухлыми яйцами, испорченными помидорами и прочей гадостью. Сомневаюсь, конечно, что у дядюшки Вильдэра есть несвежие продукты, но и получить в лицо остатками пирога с яблоками что-то не хочется.
– Не трусь, малышка, – как-то сразу переходить на «ты» хозяин трактира. – У меня чуйка, что все будет хорошо. Иначе я б тебя не позвал.
Сжимаю онемевшие губы и едва заметно киваю.
– Как тебя зовут, дочка? – внезапно спрашивает он.
Поднимаю взгляд, встречаюсь с добрыми синими глазами. Да, он строгим был ко мне, когда я только появилась на пороге, но такова жизнь. Со всеми будешь мил, наживешь проблем. Но теперь я вижу, что у дядюшки Вильдэра мягкое сердце, хотя внешность грозная и угрюмая.
– Анастасия, – едва разжимаю губы и испытываю восхитительное наслаждение, впервые назвавшись собственным именем. Довольно с меня всяких Ноэль. Я желаю быть собой.
– Анастасия… – повторяет за мной мужчина. Словно пробует на вкус имя. – Ну что ж Ана, удачи тебе.
– Спасибо, – слегка улыбаюсь и запрыгиваю на стойку. Удобно сажусь, размещая на коленях инструмент, и задеваю приструнки. Легко дотрагиваюсь до тонких нитей, тихо-тихо начиная наигрывать первую композицию. Зал понемногу стихает. Мне кажется, что даже подавальщицы замерли, не донеся подносы с заказанными блюдами и напитками.
– Мой дом исчез...
Его больше нет...
Срывается фраза. Я и сама не знаю, почему начинаю исполнять именно эту песню. Я не планировала ее совершенно. Не думала петь. Просто наигрывала в комнате, стараясь побороть свой страх и одиночество, стараясь смириться с мыслью, что больше никогда не увижу родную землю, страну, город. Не вдохну с детства знакомые ароматы, не пройдусь родными улицами. Я тут чужачка, изгой, одиночка. Меня вырвали из своего мира, безжалостно, в угоду своим желаниям, своим чаяниям. Не считаясь с тем, что я человек, личность, что у меня были свои планы и своя жизнь. Отнеслись ко мне, как к вещи, силой заставили пойти на преступления…