— Как ты с ними борешься? С мыслями?
— Я не склонен к суициду, Нина, — отклоняется он от стола, пока на него ставят салаты. А я у меня перехватывает дыхание, потому что я четко осознаю ту мысль, что Борис вложил в свои слова. И я не знаю, как на них реагировать. Потому что я не хотела умереть после того, как выстрелила в него. Понимает ли он это…
— Ты меня пугаешь… — признаюсь я и принимаюсь за салат.
— Очевидно нет, раз ты продолжаешь творить дичь…
— Мне двадцать. Ты же не ждешь от меня мудрости сорокалетней.
— Не жду.
— А чего ждешь? — задаю вопрос в лоб.
— Жду, что ты начнешь осознавать, что за все приходится платить… За все.
— Ты сказал, что я твоя расплата… — поднимаю я взгляд, и меня колотит от того, насколько близко он находится. Протянуть руку. Дотронуться. Сесть на колени. Утром я проснулась со спермой на пальцах. Почему мне кажется, это была не его инициатива. — За что…
— Ты стала больше задавать вопросов, — принимается он за ужин. — Не знаю пока, как реагировать.
— Я думала, ты знаешь все…
— Я тоже, — грустный смешок и он отодвигает тарелку. То, что он привычно съел два блюда, пока я ковыряюсь в салате, даже успокаивает. И я набираюсь смелости.
— Я хочу играть в театре. Ты не имеешь права мне это запрещать…
— Это не тебе решать, но… Давай посмотрим, насколько ты этого хочешь…
— Опять сделка, — зло бросаю я вилку в пустую тарелку. Звон отдается в висках. — Но я слишком хочу выступать. Так что… Твои условия. Секс?
— В этом ты мне и так не откажешь, — ну конечно… — После травмы у меня часто болит спина. Мне нужен массажист.
— Найти тебе массажиста? — не понимаю я. Даже как — то легко. В чем подвох? — Или…
— Разве я могу кому — то доверить себя.
— Но я не умею, — удивляюсь…
— Ты, кажется, очень хотела выступать, — поднимает он бровь. — Или может ты боишься не сдержаться и самой наброситься на меня?
— Какая ерунда! — вскакиваю я. — Назначай время. Буду делать массаж. Но если ты распустишь руки, я прекращаю, но остаюсь в театре.
— А если распустишь ты?
— Даже не мечтай. По рукам? — протягиваю я пальцы, и он их сильно сжимает.
— Договорились, — Борис внезапно дергает меня через стол и опаляет губы горячим градусом. Словно парами опьяняя и меня.
— Что ты… Ты делаешь? — шепчу я и пытаюсь его оттолкнуть, но вторая его рука уже на затылке. Не дает даже дернуться.
— Скрепляю договор и напоминаю, что еще раз увижу твой язык в чужом рту, то точно тебя убью. Поняла?
Поцелуй последующий за моим кивком кажется истинно животным совокуплением. Борис словно вычищает из меня вкус всех мужчин. Как будто кто — то может с ним сравниться. Как будто кто — то может зажигать все тело одними только грубыми губами и болью, что ощущается на затылке. И мне нужно обмануть его, сделать все, чтобы во время массажа он сам ко мне пристал. Тогда я освобожусь. Только нужно не забыть остановиться, если он начнет… Потому он всегда заканчивает начатое. Потому что от поцелуя мне хочется выть и умолять взять меня прямо на этом столе.