И пусть я шла сюда с воинственным настроем, сейчас мне хочется сделать ему приятно…
Я обхожу его сзади, накрываю одной рукой плечо, другой голову. Расчесываю густую шевелюру пальцами, чувствуя, как стремительно меня обволакивает запах… Мужской… Густой…
— Надолго ты уезжаешь?
— Надо в Москве дела порешать… Контракт в Германии заключить.
Я начала разминать его плечи, чувствую, как кожу покалывает, и сдерживаю порыв попросить не уезжать. Я так привыкла к постоянному предвкушению. Надеялась на регулярный массаж. Игру в неприступность. А так, получается, у нас последняя ночь перед расставанием на месяц или больше… И последнее, что я должна сегодня сделать — это массаж…
Я обхожу его по кругу, сажусь в коленях, чувствую на себе взгляд, потом сильно задираю голову, когда он тянет меня за волосы…
— Дразнишься?
Руки сами порхают по пуговицам рубашки, распахивают, и я нахожу взглядом белое пятнышко…
— Нет… Думаю, что будь ты чуть романтичнее, ты бы сказал, что я через выстрел попала в твое сердце…
— Будь я чуть романтичнее, ты сидела бы в коленях у другого ублюдка.
Руки тянутся к ремню, замирают… В голове шумит непонимание, но подсознательно приходит обида… Это оскорбление…
Я вскакиваю.
— Не правда… Мне не нужен ублюдок. Мне нужен тот, кто будет заботиться обо мне и уважать, и любить, и не будет лгать…
Борис встает медленно, снимает с себя рубашку, поражая воображение рельефом мышц. В горле пересыхает, но его слова не дают мне расслабиться…
— Тогда бы за два года ты нашла бы парня, а не ждала своего тирана…
— А ты не думал о том, что я просто люблю тебя?! Что не хочу быть ни с кем кроме тебя… — кричу от обиды… Бегу к двери, и тут же оказываюсь к ней прижатой…
— Женщины очень хотят сделать из жеребцов пони… И как только удаётся, ищут нового жеребца…
— Я не такая…
— Ты хуже, Нина. Ты волчица в овечьей шкуре и очень хочешь меня сожрать… И очень бесишься, когда я кусаю в ответ… И парадокс в том, — тянет он губами по губам, дыханием опаляет, — что ты ждешь этих укусов как воздуха…
— Я мазохистка? Ты это хочешь сказать? — пытаюсь оттолкнуть, но он прижимает руки по бокам и дергает наверх.
— Да… Ты любишь боль…
— А что тогда любишь ты?
— Делать больно… — шепчет он, надавливая на шею руками и окончательно лишая воздуха жадным, животным поцелуем.