Когда-то у нас с Машей были только голые стены и слабо обустроенные квадратные метры. Я всё сделала для того, чтобы наша жизнь с каждым днём становилась всё лучше, и до сих пор продолжаю делать многое, чтобы дочь не чувствовала себя хоть чем-то обделённой.
Но, кажется, выдохлась – устала. Надоело для других, впервые хочется для самой себя.
Вот только от Самохина бы избавиться, чтоб малой кровью, да Маше объяснить, что моя жизнь и моя квартира – не то место, где будут рады её отцу.
– У вас всё хорошо? – молоденький парень за рулём такси, чем-то неуловимо похожий на Самохина в молодости, смотрит на меня участливо. Странно, не нервничает, не торопит меня. Просто ждёт, что открою рот и вылью на него потоки своих неурядиц. Чудной такой.
Всё-таки не перевелись ещё хорошие люди в нашем мире, только… только таксист, у которого и своих проблем наверняка выше крыши, не тот человек, с которым я должна делиться негативом. Потому натягиваю на лицо широкую улыбку, заверяю, что всё со мной отлично, просто устала немного. И расплачиваюсь за проезд, накинув сотню сверху. И пока парень не нашёл сдачи, выскакиваю в густую тьму зимнего вечера.
До подъезда всего несколько шагов, но они мне кажутся вечностью, потому что все фонари почему-то отключены. Темнота настолько плотная, что легко можно заблудиться даже в привычном пейзаже.
Свет, что ли, отключили? И правда, стоит только посмотреть на фасад дома, чтобы убедиться: ни одно из окон не горит. Господи, хоть бы не убиться в такой темноте. Нащупываю в сумке свой телефон – мне нужно включить фонарик, – но аппарат оказывается безбожно разряжен. Жму на кнопку включения, но экран лишь пару раз мелькает и тут же тухнет. На этот раз окончательно. Да что же такое? Не вечер, а фильм ужасов какой-то!
За спиной урчит мотор отъезжающего такси, и вскоре звук тонет в тишине.
Так, Алиса, это просто какая-то авария, просто отключение света, ничего особенного. Впервые в жизни, что ли? Но внутри скребётся какое-то странное предчувствие – будто бы сырой ветер под кожей гуляет, до костей пронизывает. Я ускоряю шаг, параллельно копошусь одной рукой на дне сумки в поисках перцового баллончика, и когда нахожу, тороплюсь к подъездной двери. Почти на финише едва не падаю, поскользнувшись на тонкой снежной корке, хватаюсь за ручку двери и всё-таки попадаю в тёмное нутро знакомого до каждой мелочи подъезда, перевожу дыхание. Чувствую себя участником марафона, а впереди ведь ещё несколько лестничных пролётов и десятки ступеней.
Луч света внезапно рассекает тьму, я громко вскрикиваю, а на меня движется огромная тень. Рука, сжимающая баллончик, становится влажной от пота и очень горячей. И я выставляю её вперёд, почти нажимаю заветную кнопочку, но вовремя соображаю, что это наша консьержка. Господи, вот был бы номер, выпусти я ей дозу перца в глаза. Стыдоба.