— Буду. Но сначала… — Я скинул с себя кофту и отложил в сторону бейсболку, встав перед хмурым братом во весь рост: — Ты должен наказать меня.
Взгляд синих глаз Урана стал тяжелым и непроницаемым даже для меня, но я кожей ощутил, как в нем вспыхнула тревога.
— За что?
— Я назвал свое настоящее имя человеку. Девушке.
— Это ее запах я чувствую на тебе?
Я даже не смутился от того, что брат всё понял и ощутил верно.
— Да.
— Молодая, — пробормотал Уран и опустился на корточки, чтобы из-под пола достать кусок разделанного мяса. — Она больна?
Запах больницы он тоже ощутил.
— Ее младший брат. Поэтому она живет в больнице… Вернее, не только поэтому. Там всё сложно.
Уран сосредоточенно кивнул и достал самодельный нож, но не для того, чтобы наказать меня, как того требовали наши законы, по которым он сейчас должен был отрезать от меня часть кожи, оставляя полосу на груди или спине как символ того, что я пошел против устоев нашего запретного тайного мира.
Он принялся резать мясо тонкими ровными кусочками, чтобы затем протянуть их мне.
— Она тебя за живое задела, — вдруг проговорил брат, опускаясь прямо на пол, потому что в этом разрушенном доме не было ни единой целой вещи, на которую бы можно было просто присесть. — Ты даже дышишь иначе.
И я сел на холодный пол рядом с ним, не ощущая холода, потому что всё внутри меня горело, с благодарностью приняв мясо.
— Я не причиню вреда брату, Марс.
Теперь пришла моя очередь хмуриться, когда я посмотрел на Урана, спокойно жующего мясо.
— Но ты должен.
Он только вскинул черную бровь, покосившись на меня с явным сарказмом:
— Интересно, кто сможет меня заставить?
— Так требуют наши законы.
— Посмотри вокруг, брат. Жизнь меняется. У короля Кадьяков родился сын от человечки. У наследников трона Полярных беров тоже простые человеческие девушки. Скажи, почему мы не убиваем их за то, что они показали им свою сущность? Потому что девушки любят своих медведей искренне, они приняли сущность своих мужей. Не боятся их и не предадут. Скажи, чем хуже мы?
Я даже жевать перестал.
Смотрел на невозмутимого брата, который сказал так много для себя, и понимал, что его слова зацепили во мне что-то очень глубоко. И опасно.
Они породили первую искорку надежды на то, что мы тоже можем быть счастливы.
— …Нас создавали не для этого, — проговорил я, но получилось не так уверенно, как всегда.
Именно эту мысль в нас взращивали десятилетиями, чтобы в наших душах не родилось сомнений в обратном.
Чтобы наши души и руки всегда оставались твердыми, когда нужно было убивать тех, кто отступил от правил.