Меня всегда поражало человеческое тщеславие, хоть и прожил немало лет. Покойнику ничего не нужно, голым в этот мир пришел, голым и покинешь. Как писал Шелли, от нас остаются пустые имена. Любить надо живых, пусть покойники беспокоятся о своих мертвецах.
Что-то я отвлекся. Шаурма съедена, кофе допит. Я прошу продавщицу повторить кофе, и она приносит мне кофе латте. Я не знаю, чем оно отличается от другого кофе, но,
смакуя каждый глоток, выпиваю второй стаканчик и трогаюсь с хлебного места. До обеда тут делать нечего.
Я еду городской парк. Это единственное место в городе, которое люблю. Парк большой, тенистый, немного запущенный. В далекие годы по вечерам здесь гремел «молодежный загон». Я бегал сюда на танцы. Сейчас вместо этого загона подозрительно тихая детская площадка, на которой никогда не видел детей. Уж не покойников хоронят под аттракционами этой детской площадки? С них станет что угодно.
Я пробираюсь в самую дальнюю, запущенную часть парка послушать птичий гомон. Сюда почти не доносится городской шум. Если закрыть глаза, легко представить, что находишься в лесу. Я не был в лесу с тех пор, как обезножил. Но не будем о грустном.
Наш город имеет четыре достопримечательности: городской парк, железнодорожный вокзал и два памятника на кладбище.
Парк был построен на костях старого кладбища. Я видел старые фотографии, как парк мирно переходил в кладбище, а в мои детские годы в парке что-то копали, и после раскопок осталось много грязно-желтых костяных шаров-черепов, которыми мальчишки играли в футбол.
На городском кладбище есть два роскошных памятника. Один некоему Кольчику Игорю Петровичу, который неизвестно за какие заслуги удостоился памятника в виде античного портика, поддерживаемого дорическими колоннами. Под портиком была скульптура скорбящей девы, обнимающей символическую урну с прахом, и над ней парил ангел. Скорбящая дева, урна и парящий ангел были из каррарского белого мрамора, античный портик и колонны были из черного карельского гранита. Изящные фигуры девы и ангела были полны жизни, казалось, они только на мгновение задержались на могиле Кольчика, и дева сейчас уйдет, растворится перспективе кладбищенских аллей, а ангел взмахнет крылами и улетит на небо.
Другой памятник стоял на могиле убиенного нечестивыми конкурентами бывшего градоначальника. Градоначальник, высеченный из черного мрамора в полный рост, опирался локтем на черный бумер, в котором его застрелили, и мечтательно смотрел вдаль. Наверное, прикидывал, как в загробном мире стребовать от нечестивых конкурентов те миллионы, которые им заплатили за его смерть.