Врачи – известные хапуги, едва попадешь на прием, сразу спрашивают скучным голосом, есть ли чем заплатить за визит к врачу. Я с гордостью могу сказать: мне платить нечем. Поэтому и не хожу по врачам. Я знаю, что справку о причине моей смерти патологоанатом подпишет, не спрашивая имени и даже не глянув на мой труп. Впрочем, что спрашивать у того, кто давно живет в долг без паспорта?
Зато я свободен, как птица в полете. Мне нравится жить в сарае, слишком душно в квартире, стал задыхаться средь стен каменных и переселился в сарай, слепленный из горбыля. Сразу стало легче дышать, и перестала мучить астма. Попутно – бросил пить. Совсем.
Участковый, майор полиции по имени Дживад, симпатичный мужчина восточной внешности, как-то забрел ко мне на огонек, увидел надпись «Гражданин СССР», хмыкнул и вежливо попросил меня убрать эту надпись:
– Юра, я знаю, что ты по жизни честный бомж, ранее имел нелады с законом и был постояльцем мест не столь отдаленных, но сейчас юридически не судим, нигде не участвуешь и не состоишь. Соседи о тебе отзываются неплохо, ты у них не подворовываешь. Спрашивается, тебе надо в один прекрасный момент быть обвиненным в террористической деятельности и в подрыве государственного строя?
Я удивился:
– Помнится, получил только советский паспорт и другой паспорт не сподобился получить. У меня есть только справка об освобождении. Разве такой калека, как я, может на что-то покушаться? Да еще на подрыв государственного строя? Оружия у меня нет, только два сточенных кухонных ножа, которые соседи хотели выбросить, но из жалости отдали мне.
– Юра, не надо юродствовать. Мою дочь в школе учат: советский период в истории страны это трагическая ошибка тех выродков, что захватили власть во время Октябрьского переворота, о котором необходимо как можно быстрее забыть, а компартия – это порождение дьявола и сатаны в лице Ленина и Сталина. Поэтому тебя по-хорошему попросили, а ты по-хорошему поступи. Убери эту надпись. Сам знаешь, белый свет переполнен доброжелателями, мечтающими сделать что-нибудь исключительно хорошее своим близким, а тем более неблизким.
– Дживад, а ты не относишься к таким доброжелателям? – я пытливо посмотрел на участкового.
– Нет, в мои должностные обязанности не входит ловля террористов. У меня другой профиль, – спокойно ответил участковый. – С террористами у нас борются другие органы.
– Спасибо на добром слове. Надпись… хорошо, я уберу ее.
На том мы расстались. Надпись о своем гражданстве я убрал, хоть тюрьма когда-то была для меня домом родным, умереть я мечтаю там, где родился. Такой у меня бзик. Почти тоска по родине. Не надо мне пышных похорон, не надо пафосного памятника.