— Да, ты ведь уже это понял, — говорю в очередной раз, запивая горечь нового одинокого дня мерзким черным кофе без сахара.
— Ты можешь остаться. Пожить у меня подольше. Весь особняк в твоем распоряжении. Я часто улетаю в Палермо. В Аргидженто бываю крайне редко, — с надеждой в голосе, которую мне нельзя ему оставлять. Это будет нечестно с моей стороны по отношению к чудесному мужчине, проявившему ко мне крепкую симпатию.
— Я хочу улететь сегодня. Ты ведь знаешь, меня задерживали только новости о здоровье Антонио. Врачи сказали, что он идет на поправку и больше не о чем переживать. Соответственно, и я не вижу смысла задерживаться дольше в твоем доме и злоупотреблять гостеприимством, — поясняю снова. Стараюсь, чтоб слова не вибрировали от волнения.
— Все таки, Генуя? — переспрашивает Арманд, крутит в руках чашку со своим кофе и ставит ее обратно на стол. Напиток уже остыл, а он так и не сделал ни единого глотка.
— Да, Генуя…
— Мария, это нечестно, — обреченно тянет Брунетти. — Я тебя там увидел много лет назад и влюбился с первого взгляда. Вот скажи, какого черта именно Дарио?! Почему? Разве я тебя хоть раз обидел? Между нами было столько хороших моментов. Тогда в Бергамо на яхте ты целовала меня искренне, мы доставляли друг другу удовольствие в моей машине. В тебе горел ответный огонь…
Перебиваю монолог скрытой боли, который я слышу не в первый раз, но мой ответ непреклонен:
— Огонь горел, но выжег меня до пепла. Даже угля не осталось. Прости, Арманд, но сердцу не прикажешь. В нем поселился твой дядя навечно.
Язык не поворачивается назвать Дарио бывшим мужем. Хоть я и подписала все документы на развод перед тем, как покинуть Ливорно.
— Ты ведь знаешь, что между вами больше ничего не будет? — тише спрашивает Арманд. Ему эта тема неприятна, но он сам ее начал.
— Знаю. Но мои чувства не зависят от чувств Дарио. Они просто есть. Поселились в моем сердце, проросли в душу. И искать причины бессмысленно.
Арманд ухмыляется на один бок и качает головой:
— Мы с тобой, Мария, теперь одинаково несчастны. Безответно влюблены в людей, которые никогда не ответят нам взаимностью. Ты могла бы облегчить себе жизнь, осчастливить меня. Я бы постарался, чтоб ты забыла о Дарио и была со мной счастлива.
— Ты старался год. Ничего не вышло. А сейчас у меня в груди зияет черная дыра. И, поверь, понадобится ни один год, чтоб она затянулась. Кожа заживет, только останется грубый рубец. А вот сердце новое не вырастет, — философски объяснила я. Несколько минут Арманду требуется, чтоб окончательно смириться со своим поражением. И, наконец, он кивает: