– Миша, – Ирина робко заглянула в ординаторскую, в конце концов, эта комната для врачей, вдруг, кроме Миши здесь сидит ещё кто-то, та же Снегирёва, например.
Но Михаил Михайлович был один, он собирал какие-то вещи в спортивную сумку и даже не повернулся в сторону открывшейся двери. В недра сумки падали книги, большая кружка со знаком скорпиона на синем фоне, пузатый будильник с крупными римскими цифрами на циферблате.
Ирину охватило дурное предчувствие. Дух, ещё не произошедшей катастрофы, тяжёлый, густой, с привкусом горечи, застыл в воздухе.
– Что случилось, Миш? – Ирина подошла ближе, положила руку на спину, обтянутую тканью зелёного хирургического костюма.
Кожевников, жестом полным гадливости, смахнул её ладонь, как смахивают назойливых мух.
– Я уезжаю, Ира, – ответил он. Голос хирурга был ровным и спокойным, но от его твёрдости, сухости, что наждаком прошлась по нервам, Ирина похолодела.
– Ку-куда?– прошептала Бочкина, с трудом сглатывая противный ком, забивший горло.
– В Грозный, – Михаил повертел в руках какую-то тетрадь, пролистал её, и отложил. За тем, молния сумки вжикнула, и хирург уселся рядом с отброшенной тетрадкой. – Там требуются хорошие специалисты. Это красивый, современный город, где нет ни алкоголиков, ни наркоманов. Отличное место для практикующего врача. Там я буду уважаемым человеком, нужным специалистом, а кто я здесь? Грубиян, матершинник, бессердечный хам, готовый поднять руку на больных и родное руководство.
– Не говори так, – сказала Ирина, садясь рядом. – Ты хороший, опытный хирург…
Зелёные огни глаз пронзили насквозь, пригвоздили к месту. Даже сейчас, Кожевников оставался хирургом, безжалостно удаляющим лишнее, ненужное, мешающее нормальной жизнедеятельности. И теперь он, словно скальпелем, острым и неумолимым, вырезал её – Ирину, из своей жизни, как некроз, как опухоль.
– Там перспективы, – продолжал Кожевников, словно пытался убедить самого себя в правильности своего решения. – А тут – адский, неблагодарный труд и подчинение какой-то соплячке без мозгов, но с амбициями. И я бы давно это сделал, уехал, оставил разграбленный чинушами городишко, больничку, обворованную административным аппаратом, больных – алкоголиков и отморозков, но ждал тебя. Как мальчишка, искал повод к тебе подойти, подкладывал в стол то яблоко, то шоколадку. Ругал себя за трусость, за нерешительность и всё тянул, тянул с признанием. Хотел добиться твоей благосклонности, а уж потом, забрать тебя и уехать отсюда к чёртовой бабке! Вот только, ты поставила подпись под каждым словом, написанным в этой жалкой бумажонке.