– Да, я там бывал.
– В честь чего ты играешь в следователя? – поинтересовалась Маша, разувшись.
Я приложил палец к губам, прося говорить тише.
– Там Ника заболела. Спит.
– А-а-а, – тут же перешла на шепот Маша. – Пожрать есть чего?
– Супец сварил. Будешь?
– Конечно. Только руки помою. Готовь тарелку и рассказ о нашей неугомонной Мышильде.
Я козырнул и отправился на кухню. Через пять минут мы с Машкой вдвоем уже хлебали суп. Я все рассказал ей про Нику.
– Вообще, не удивил, Диман, – откликнулась Машка рецензией на мою отчаянную исповедь. – Я сама сто раз Нике говорила, что ее куртка – это приманка для гриппа. Странно, что в прошлом году она не схватила никакой заразы. Я еще удивлялась. Не желаю ей зла, конечно, но так безответственно относиться к здоровью… Нет, правда, я думала, что она какая-то закаленная. Оказалось – ей просто везло. Прошлая зима еще теплая была. Не представляю, как она в морозы будет до метро и автобусов бегать. Но свои мозги в чужую голову не вставишь.
Я чувствовал, что у Маши тоже накипело. Она давненько копила все эти мысли, и я оказался первым, кому, оказалось, можно вывалить все это оптом.
– Хочешь сказать, она и зимой так ходит? – не поверил я.
– Не хочу я говорить, потому что это ужас. Но – да.
– У нее зимних вещей что ли нет?
– Есть куртка какая-то, но она ей не нравится. Большого размера что ли? Ника похудела, как в Москву переехала.
Я вспылил и сам повысил голос:
– Похудеешь тут. Все на коня своего чертового спускает.
Маша зашикала на меня, и я сжал губы.
– Это ненормально! – заявил я возмущенно, но тихо.
– Кто бы спорил. Только Мышь упертая. Не сказать, что упоротая. С одной стороны, она на работу не ходит, ей вроде и без надобности полную экипировку иметь. Но это все-таки Москва, а не Алания какая-нибудь.
– Хочешь сказать, что она не купит себе куртку даже после вот этого вот, – я кивнул на нашу комнату, где спала больная Ника.
– Не хочу я ничего говорить, Дим. Но ей особенно и не на что покупать. В этом месяце ты ее, конечно, выручил, но придется и в следующем платить две цены, пока не найдем соседку. Ника на себе будет экономить, пока не сдохнет. Такая натура. Спасает коней, бомжей, а себя забывает регулярно. Крутой суп, кстати. Спасибо.
– Не за что, – буркнул я.
Говорить о Мышке мне больше не хотелось. Вернее, я бы обсудил ее доброту и чувство юмора, но не чертово упрямство и жертвенность. Я пожелал Маше приятного аппетита, сделал себе чай, налил воды для Ники и вернулся в комнату. Мышка спала.
Я смотрел на нее и думал. Завтра, если температура упадет, она сядет работать, а послезавтра, даже если придется есть таблетки, отправится к Шоколаду. В той же проклятой куртке. Я почти желал, чтобы болезнь не отступала, и Ника оставалась в постели. Ужасные мысли на фоне беспомощности.