– Ваня действительно болен, – теперь голос звучал глуше. – И ему действительно делали операцию. И с женой я тоже на самом деле развожусь. А ты… – он умолк на ничтожно короткое мгновенье, или мне просто померещилась пауза в его словах. – Ты была поводом. Измена – единственное, чего Елена мне бы не простила. Да, я использовал твою заинтересованность во мне… в свою пользу.
От разрастающейся внутри боли стало трудно дышать. Заинтересованность? Он так это называет? Я ни одного человека в своей жизни не любила настолько сильно. Вообще не знала, что способна на подобные чувства.
– Ясно… Спасибо за честность… – он не мог не видеть, как отчаянно я кусаю губы, чтобы сдержать рвущиеся наружу слезы, но было уже все равно. Ничего худшего уже не могло случиться, так какая разница, что он обо мне подумает теперь?
– Я не предполагал, что моя жена пойдет на такие меры. Прости. Жаль, что ты пострадала.
Смысл сказанного дошел до меня не сразу, а когда я поняла, о чем он говорит, это вызвало нервный смешок. Жаль? Переломы зарастут, синяки и царапины пройдут. А вот мое сердце… Смогу ли я еще когда-нибудь верить людям, если человек, ставший настолько близким и дорогим, попросту использовал меня?
– Я готов компенсировать… все. Лечение, реабилитацию. Моральный ущерб, если нужно. Назови любую сумму. Что тебе хочется? Машина, квартира? Дом? Только скажи.
Даже так? За что он собирался платить? Или откупиться пытался таким образом? Даже подлый, лицемерный поступок Корецкого не выглядел до такой степени омерзительным.
Взгляд внезапно упал на массивную керамическую вазу, похожую на те, что я видела в холле. В ней стояли какие-то цветы, немного напоминающие пионы, рассеивая вокруг слабый нежный аромат. Захотелось вцепиться в этот еще один идеально подобранный предмет интерьера и швырнуть Сотникову в голову. Но даже если бы я разнесла все кругом, а его самого – придушила собственными руками, разве стало бы легче? И разве изменило бы это хоть что-то?
Я кивнула на тонкие белоснежные лепестки, поднимая глаза на мужчину.
– Цветы для того, чтобы перебить запах серы? Не получается, Влад, – взялась за ручку двери и, уже выходя, бросила ему. – И нет, ты не сможешь купить то, что мне действительно нужно. Так что забудь о компенсации. Прости, что побеспокоила.
Следующие дни стали одинаково бесцветными. Как-то резко испортилась погода, и зарядили дожди, затянувшееся тучами небо приобрело мутный серый оттенок. В те же тона была окрашена моя душа.
Как ни странно, с того момента, как я выбежала из кабинета Сотникова, из глаз не пролилось ни единой слезинки. Я была уверена, что не сдержусь, разрыдаюсь, даже закачу истерику, как только окажусь дома. Но слез не было. Будто какая-то преграда выросла внутри, перекрывая почти все эмоции. Я постоянно натыкалась на стену, упиралась в нее, не в силах расслабиться. Чувствовала лишь опустошение, которое с каждым новым днем разрасталось все больше.