Не успели мы выехать из города, как вдруг в машине застучал мотор, шофёр не мог, вернее не имел возможности устранить неполадку и предложил вернуться в город с тем, чтобы достать необходимую деталь и потом уже трогаться в дальний путъ. Решено было всем остановиться у знакомых в пригороде и ждать, когда машина будет отремонтирована. Я, воспользовавшись случаем, уехал на ночь к своему родичу. Когда на следующий день я вернулся в назначенное место, то застал следующую картину:
В запыленном придорожном палисаднике прямо на земле сидит грустный Баскарма (наш начальник), кругом разбросаны пустые бутылки, рядом недопитая с вином, закусь – яблоко и луковица. Баскарма затыкает пальцами уши и страдальчески качает головой. Недалеко от него пьяный Василий Иванович. Он еле держится на ногах, что-то бормочет и жестикулирует руками. Увидев меня, Баскарма заметно повеселел. – Будь другом, – сказал он, – сходи в аптечный киоск за пластырем и заклей ему рот – сил моих нет. Вконец заговорил он меня… Баскарма смачно выругался и, почувствовав, что мучениям его пришёл конец, залпом уничтожил остатки вина. Сташков же удивлённо уставился оловянными глазами на Баскарму, потом резко спохватившись, продолжил свою нечленораздельную речь. Из всего, что он говорил тогда, только брань и была доступна человеческому восприятию.
…В повседневном же геологическом быту Василий Иванович был заботливым, услужливым товарищем. Свою работу не любил откладывать, старался выполнить её сразу же, хотя это и требовало иногда настойчивости и упорного труда. Но как бы там ни было «легендарным» он всё – таки стал за свои пьяные гастроли. Появилась даже песня, которая называется «Песня пьяных буровиков – Васьки Сташкова и деда Харьковского»:
Жизнь – рыба добрая, не зря её мы хвалим.
До гроба, эх, до гроба, нам пить и фестивалить.
Но водка чтой-т не крепкая, и кружки чтой-т пусты.
Зачем волкам жилетки, когда кругом кусты?
– Эй ты, корявый тёрка! глаза твои морожены, -
Укажи нам чёрта, где б всё с себя мы сложили.
Ведь жизнь – рыба добрая, не зря её мы хвалим.
До гроба, эх, до гроба, нам пить и фестивалить!
– Куда ты, шилом бритый? – Слушай, брат, сюда:
С нас хоть всё сними ты, но пузырь подай!
Холодно ли жарко – поймёшь, надеюсь, ты-
Волк всё – равно обшаркает жилетку об кусты.
А жизнь – рыба добрая, не зря её мы хвалим.
Да гроба, эх, до гроба, нам пить и фестивалить!
Сгинь с лица, морока, пусть хмурятся хмыри!
Шире, друг, ворота – горит душа внутри!
Мы нынче пьём – не бурим, у нас, брат, фестиваль!
А кто клянёт нас с дури, тот попросту «февраль»,