Да и к чему ему это? Она помолвлена, она скоро будет принадлежать Рокуэллу. Неужели Джеймс добивался ее расположения, чтобы потешить свое тщеславие? Но он не такой, он не из пустых щеголей, которые бахвалятся своими победами над чужими невестами. Он гордый, высокомерный, он не способен на такой бесчестный поступок.
Потихоньку мысли Евы смешались, пока не исчезли совсем, ее охватило какое-то оцепенение и даже начало клонить в сон. И тут вдруг до ее плеча кто-то осторожно коснулся. Она так и подскочила. И увидела стоящего над нею Джеймса.
****
Саймон почему-то сразу подумал, что она должна быть в библиотеке. Но бежать за нею, догнать ее, объясниться с ней — оказалось тяжелее, чем он ожидал. Какой взгляд она на него кинула, когда Рокуэлл разоблачил его!.. Подлый предатель — вот кем Саймон стал для Евы, и это было неожиданно больно. Сознание собственной вины легло на плечи, придавливая к земле, словно свинцовым грузом.
Но он справился с собой, сбросил этот гнет и отправился на поиски Евы. Он должен объясниться с ней, обязан убедить в своей искренности!
Он нашел ее в библиотеке — она лежала на диване лицом вниз, бесчувственная, будто мертвая. Но, когда он коснулся ее плеча, мгновенно выпрямилась и взглянула на него своими огромными на бледном лице глазами.
Какое-то мгновение они смотрели друг на друга. Он почувствовал, как нервная дрожь пробежала по его спине. Что сейчас будет?.. И вдруг слабая, но отчетливая улыбка появилась на ее губах.
— Спасибо тебе, Джеймс! — прошептала она.
Он даже отступил, потрясенный. Она вновь, как было уже не раз, изумила его тем, насколько ее поведение отличалось от общепринятого.
Как же так? Она не устраивает истерику? Не дает ему пощечину? Не отворачивается, окатив его холодным презрением?.. Нет! Она благодарит его! За что?..
— Ты удивлен, правда? — продолжала она тихим и неестественно спокойным голосом. — О, у меня есть причины быть тебе благодарной, Джеймс! Если б я не встретила тебя, я бы никогда не узнала, что такое любовь. Да, она причинила мне сегодня боль. Но сколько счастья я узнала до этого, когда ты признавался мне в своем чувстве, целовал меня, обнимал… Я признаю, что полюбила тебя, как бы ты к этому ни отнесся. Люблю, люблю тебя!
Тут она гордо выпрямилась, грудь ее высоко вздымалась, глаза загорелись необычным огнем.
— Пусть это против всех светских правил, пусть это безрассудно! Пусть меня посчитают сумасшедшей, пусть все отвернутся от меня как от распутной женщины! То, что ты женат, и что я обручена, ничего не значит. Любовь выше этого. Выше условностей. Выше законов. Выше даже обетов, данных перед Богом!