— Препятствовать пройти мимо, дождаться командира или патруля, чтобы препроводили в кордегардию. — вразнобой отозвались солдаты. Наука устава явно давалась им с трудом.
— Не годится! Ещё раз — громче, уверенней, чтоб от зубов отскакивало!
— Препятствовать пройти мимо, дождаться командира… — взревел строй. Я отвернулся и принялся ковырять деревянной ложкой остывший густой суп. Скукота…
— …чтобы препроводили в кордегардию! — закончили гренадеры. Сержант буркнул в ответ что-то одобрительное.
Как раз возле кордегардии мы и сидели, пристроившись на лишённой передних колёс крестьянской телеге. Д'Эрваль оставил нас на попечение караульного офицера, велев накормить и выделить овса для лошадей, а сам отправился к видневшемуся в конце аллеи господскому дому, где располагался штаб. С тех пор прошло уже часа два: мы успели расседлать и почистить лошадей, поели сами — благо полевая кухня была развёрнута тут же, за флигелем, где располагалась кордегардия и казармы караульной роты. И теперь — скучали, наблюдая, как суетятся во дворе солдаты, грузящие на возы увязанные в рогожу зеркала, дорогую мебель, серебряные и золотые оклады икон, взятые в домовой церкви, картины в богатых золочёных рамах.
— Готовятся к отправке в Москву? — тихо осведомился Ростовцев. — Как же они попрут с собой всё это барахло? Не армия будет, а какой-то, прости господи, цыганский табор…
Я кивнул.
— Барахло-то французов и погубит. Не только оно, разумеется, но далеко не в последнюю очередь именно это. Ну да я рассказывал, ты помнишь…
Действительно, мы немало вечеров провели за подобными разговорами — я излагал поручику, что происходило в нашей истории с Великой Армией после оставления Москвы, а он слушал, то и дело с сомнением качая головой. Уж очень невероятным казалось ему столь стремительное превращение победоносной, лучшей в Европе армии, в сборище мародёров.
— А я-то, дурак не верил… — поручик проводил взглядом двух стрелков, волокущих огромные тюки, из которых высовывались куски дорогой ткани, явно содранной со стен графских покоев. — Теперь понятно, почему узурпатор решился оставить Москву. Это уже не солдаты а подонки, мизерабли, воевать они не будут. Зачем? У каждого в ранце награбленное в Москве добро — меха, серебряная утварь, оклады с икон. Ради чего рисковать жизнью? Куда важнее добраться с добычей до дома и жить в своё удовольствие.
— Ну да, примерно так они и рассуждают… — начал, было, я, но меня перебил крик д'Эрваля. Мы обернулись — гасконец торопился по дорожке, ведущей от здания штаба к кордегардии, размахивая над головой какой-то бумажкой.