— Малыш, Гарольд сказал, что через три дня тебя можно забрать домой, — вырывает из мыслей Мир, сев на пол и наклонив голову вбок, чтобы смотреть глаза в глаза. — Позовём Неверовых и ещё раз встретим Новый год. Посадим тебя в большое кресло, обложим подушками и будем вокруг хоровод водить.
Дамир старается поднять моё настроение, рассмешить, отвлечь от ломоты в теле и дурных дум, но единственное моё желание покинуть быстрее стены больницы. Два дня, целая вечность в вони от мази бинтов и спирта.
— Не надо хороводы водить, и Новый год не нужен. Я просто хочу тишины и покоя.
Через два дня меня отпускают с условием каждый день ездить на перевязки и с запретом спать на спине. Ещё неделю мучений, а затем готовиться к следующей процедуре. Кажется, они не закончатся никогда, и такое паническое состояние каждый раз, пока не разрешат лежать на боку.
— У меня скоро грудь станет плоской, — ною, занимая ненавистную позу.
— Ну и что. Я всё равно буду тебя любить, — укрывает одеялом Мир и ложится рядом. — Малыш, мне надо завтра улететь на несколько дней. У нас с Шахимом проблемы кое-какие вылезли, требуют личного присутствия.
Он виновато прячет глаза, гладит руку, а я уже знаю, что поездка вылезла не просто так. Разве может Захратов успокоится, пока не отомстил. Могу ли требовать остаться со мной и не лезть в пекло? Имею ли право останавливать своего мужчину от выполнения долга, взятого на себя?
— Мне страшно, Мир, — шепчу и не пытаюсь сдержать слёзы. — Я боюсь тебя потерять.
— Не потеряешь, малыш. Обещаю.
Невесомый поцелуй, слегка коснувшийся и растворившийся в воздухе. Наша интимная жизнь заканчивается на них, не продвигаясь дальше. То ли таблетки, прописанные врачом, снижают моё либидо, то ли организм не готов растрачивать себя на удовольствие и копит силы для многочисленных операций.
— Я верю тебе, Дамир. Попробуй только не вернуться ко мне.
Дамир
Четыре месяца подготовки и столько же в ожидании подходящего момента. На территорию Саудовской Аравии лезть было бессмысленно, а семейство Аль-Саффар не спешило посетить ближайшие государства. Шахим звонил каждую неделю, и каждый раз говорил, что рано, не время, неподходящий момент.
Сам понимал, что надо ждать, но в душе пекло от ненависти и беспомощности. На жену было больно смотреть, на её мучения и игнорирование зеркал. Хоть Ника и улыбалась, делая вид, что не обращает внимание на изуродованное лицо, а отворачиваясь, закрывалась в себе, не замечая, что я всё вижу.
Места себе не находил, отправил своих людей следить за домом и новостными сводками, чтобы получать свежие данные из первых рук. Только дальняя, королевская ветвь притихла после нашего проникновения, увеличила охрану, выставила по периметру посты.