Ровно в полдень Ариста Гракх, усталая и злая, уселась на белокаменную кладку рыночной площади и привалилась к подножию статуи, тень которой заcлоняла полуденное солнце. Рынок в тот час был пуст, если не считать нескольких бродячих псов; торговцы и покупатели, кто где мог, пережидали дневную жару. Некому было бросить взгляд на девушку, которая сидела на площади одна, босиком, в старой запыленной тунике и с последним оболом в руках.
«Лучше бы мне, конечно, вообще уйти, — думала Ариста, катая между пальцами старую монету. — Отправиться туда, где никто меня не знает. Скажем, в Нумию. Наняться на ферму или еще куда, начать новую жизнь».
Разум тут же подсказал нежеланную, но трезвую мысль: «Чтобы в другой полис уйти, надо хотя бы обувь купить, а лучше еще и еды, и мешок дорожный. А для этого надо отработать хотя бы день. А меня и на день не берут».
Да, круг замкнулся. Чтобы не искать больше работы, надо уйти, но чтобы уйти, надо найти работу. А она не ищется и до вечера, очевидно, не найдется.
Дело, да и вся жизнь ее, вдруг показались Аристе такими безвыходными, такими несправедливо безнадежными, что девушку охватило бешенство. Рука сама размахнулась и швырнула старый обол в тень величественной статуи, в самую голову. Из груди вырвался поток ругательств.
— Сера и ад! Шлюхины дети! Чтоб вам кровью срать, благоверным ублюдкам! Боги, за что ж я маленькой не сдохла?!
Пустынная площадь молчала в ответ. Даже бродячие псы, наевшись объедков, ушли в тень. Слушать крики отчаяния было некому.
Поток брани понемногу иссяк, а с ним иссякли и силы. Ариста упала коленями на белый камень, готовая разрыдаться от злости и беспомощности.
И только сейчас заметила, чья тень закрывала ее все это время.
Статуя позади нее изображала стройного молодого мужчину с щегольской бородкой, с дорожным посохом в руке. Под каменным плащом, на поясе, висел туго набитый кошелек. Мужчина весело ухмылялся, а правый его глаз неведомый скульптор вырезал вечно подмигивающим. За статуей раскинулась колоннада храма.
Ариста находилась у святилища Мегиста — покровителя купцов, путешественников, обманщиков и авантюристов. Веселый бог смотрел на рынок взглядом беззлобного шалуна, будто бы заранее радуясь суете, торгу и надувательству, которые скоро вернутся в товарные ряды.
Девушка поглядела на статую и храм за ней. Мысль зажглась в ее голове, еще неясная, не вполне сложившаяся. Она, конечно, не купец и не странник. Но нынешняя ее жизнь такова, что даже поиск ночлега — уже авантюра, и притом весьма отчаянная. Последние пять лет были тяжкими, но никогда прежде Ариста не смотрела в глаза абсолютной нищете. И только забредшая в голову мысль звенела слабой мелодией надежды.