А дома (странно называть эту золотую клетку «дом», но другого у меня всё равно нет) меня как будто никто и не ждал. Думала, мать прибежит, будет допрашивать. Но я всё время забываю, что она выше этого. Она даже из своей комнаты не вышла. Явилась, как обычно, к завтраку. Лично, по часам, принесла мне таблетки, что я послушно проглотила.
– Ты подарок передала? – задала она вопрос, который думаю, единственный её и волновал, но добиралась она к нему долго, аж через якобы материнские чувства.
– Да, – размешивала я сахар в кружке, издавая звук, от которого у Татьяны Владимировны обычно начинался нервный тик.
– И что он сказал?
– Спасибо, – пожала я плечами.
– Спасибо и всё? – сморщилась она и выхватила у меня из руки ложку.
– Без «всё». Просто «спасибо», – допила я, тоже намеренно громко хлюпнув.
– Не дерзи мне!
Она подскочила, словно хотела меня снова ударить, но не успела. Уборщица, что приходила каждое утро мыть офис, а также все туалеты и ванные в квартире, вызвала её в коридор.
– Вы просили, если я найду что-нибудь… – смущённо сжимала она руки в перчатках.
– Пармезан не едят с маслом, – бросила мать, выходя.
Я посмотрела на этикетку неизвестного мне сыра. А я ем! Пармезан он не пармезан.
– Ещё одна? – услышала я её повышенный и какой-то страдальческий голос. – Только не это!
Но поскольку со стола уже убрала и даже посуду помыла, вышла из кухни посмотреть, что же там случилось.
– Яна, это твоё? – со скорбью на лице, дрожащей рукой протянула она мою использованную прокладку. И вдруг заорала: – Я спрашиваю: это – твоё?
– Да, – смутилась я и совершенно растерялась.
– У тебя пошли месячные? Или начало кровить? – на неё страшно было смотреть.
– Танюш, что случилось? – почёсывая голый живот, вышел в коридор Артурчик.
– Нет, – испуганно глянула я на него, на безобразную окровавленную прокладку. – Меня… – не знала я как правильно сказать. Дефлорировали? Лишили невинности? Отымели?
– Изнасиловали?! – страшным шёпотом произнесла Татьяна Владимировна. И в ужасе повернулась к мужу. – Ты? Это ты сделал?
– Фу, убери это от меня, – шарахнулся он от прокладки, предъявленной ему в качестве улики. – Ничего я такого не делал.
– Это он? – развернулась она ко мне. – Отвечай!
Я молча кивнула.
Она так побледнела, что мне показалось упадёт в обморок. В сердцах швырнула обратно в мусор прокладку.
– Одевайся, мы немедленно едем к врачу, – просила мне через плечо. И прошагав в сторону мужа по коридору, как по плацу, толкнула его в комнату.
Даже через дверь было слышно, как он жалобно верещал: «Она врёт! Танюш, клянусь, врёт!»