Она вышла, но направляясь обратно в офис, каблуки её уже стучали ровно. Вернулась обратно буквально через пять минут. И теперь направлялась прямиком ко мне.
Рингтон её телефона прозвучал, едва Татьяна Владимировна вошла в мою комнату. Она ответила, но, судя по лицу, ей словно позвонили из преисподней.
– Как вы сказали? Светлейший князь? – лицо её вытянулось, и она моргала так, словно ей что-то попало сразу в оба глаза, и покашливала так, словно и поперёк горло что-то встало. – Да, конечно, я могу встретиться с Николаем Александровичем в это время. И дочь, – она подняла на меня глаза, – конечно, с собой возьму. Если Его Светлейшеству… простите, Его Светлости так нужно.
Она села на краешек моей кровати, так и моргая.
– Ничего не понимаю. Зачем мы с тобой могли понадобиться какому-то князю, – она потрясла головой, словно отгоняя наваждение. – Ты что-нибудь об этом знаешь?
Я отрицательно покачала головой.
– Ладно, разберёмся, – оптимистично вернула она телефон в карман и неожиданно улыбнулась. – А у меня для тебя хорошие новости.
Как фокусник она выложила передо мной диплом, паспорт, а сверху прямоугольник с номером телефона и именем.
«Евгения Ильинична», – машинально прочитала я и подняла на мать глаза.
– Тебя приглашают на собеседование в «Галерею».
– В «Галерею»?! – чуть не подпрыгнула я.
– Да, твой большой друг Арман Чекаев, – сколько же яда было в её голосе, – договорился о собеседовании для тебя. – Если ты им понравишься, – хмыкнула она, – они возьмут тебя на работу. Так что звони, договаривайся, с этой, – она заглянула в листок, вставая, – Ильиничной.
Ох, как сверкали гневом её глаза! Ах, как она мечтала испепелить меня этим своим уничижающим взглядом. Но я же предупреждал, что не по зубам этой мелкой акуле, решившей заглотить целиком слишком большой кусок. Вот и подавилась.
И мне бы послать кого-нибудь из своих людей, чтобы вежливо, корректно и даже мягко, как они это умеют, пояснили адвокату Воскресенской, что вот за эти грешки можно отхватить крупный штраф, вот за эти – поплатиться клиентской базой, если мы их обнародуем, а вот в этой папочке и вообще нечто, что попахивает лишением адвокатской лицензии, но во избежание смрада, не будем её пока даже и открывать.
Но я ведь не мог упустить такой случай. А потому нарисовался, хрен сотрёшь, сам. И пусть не столько любезно, но всё же озвучил всё, как есть, тоже сам.
– Я всё поняла. Поняла. Доволен? – швырнула она в стену принесённые мной бумаги с такой силой, что листы рассыпались по кабинету.
Ну прямо тигрица, а не акула.