— Нет, у нас есть мать, но её не хотелось бы ставить в известность, — серьёзно произносит Рома.
По чуть хриплому, напряжённому тону его голоса понимаю, как он переживает за брата, почти ничем не показывая этого внешне. Настала моя очередь сжать его руку. В ответ получаю скупую ласку в виде поглаживания большим пальцем моей ладони. На меня он не глядит, даже головой не ведёт, сдержанно смотрит на папу.
— Под трибунал подводишь, — хмыкает тот и весело нам подмигивает. Показывая, что его ночное приключение совсем не тяготит, скорее веселит, и будет что рассказать завтра приятелям на детской площадке. Вот уж кто точно совсем не переживает.
— Если нужна ещё сумма, я могу добавить, но не сегодня… день‑два, и она будет.
— Сейчас узнаем, нужно ли ещё что‑то. Ты сейчас со мной зайдешь, опишешь ситуацию, как всё было, если надо, пару подписей поставишь. Парень твой всё‑таки несовершеннолетний. Мать кем работает?
— Медсестра в областной больнице, сегодня на смене как раз.
— В бюджете значит работает, отлично. Будем давить на жалость, — себе под нос говорит папа и показывает Роме кивком головы на дверь, веля заходить. — Лена, Христом Богом прошу, не двигайся с этого места ни на шаг. Выпущу к тебе Романа, так быстро, как это будет возможно.
— Я что, маленькая, пап? — произношу обиженно.
Мой папуля решает промолчать и отвернуться, а вот Рома, несмотря на всю свою напряжённость, скользнув по мне взглядом, коротко улыбается.
— Мы быстро, не волнуйся, — говорит он и заходит внутрь кабинета.
— Я и не боюсь, — бормочу в пустоту.
Боязливо оглянувшись, ёжусь. На мою удачу в этом конце здания тихо, почти безлюдно и относительно светло. За дверью слышатся приглушённые голоса отца и Ромы.
Остаюсь ждать, подпирая стену, обитую деревянными видавшими виды панелями, и пролистывая социальные сети. Даже успеваю ответить на давнее письмо по поводу моего резюме, которое завалилось в папку «спам». Вот люди удивятся, получив ответ во втором часу ночи, но мне просто нужно себя чем‑то занять.
— Да это зятёк мой будущий, ручаюсь за семью, — вдруг слышу голос папы. — Отличные пацаны. Что старший, что младший!
— Боже…
Папа, ну зачем ты так!
Я уже представляю, с каким лицом там за дверью сидит Рома. Кожей чувствую, как на мою бедную высветленную по последней моде голову сыплются проклятия.
Дверь открывается, и выходит Дроздов. Я пытаюсь слиться со стеной, потому что его грозный насупленный вид не сулит мне ничего, кроме очередной взбучки от будущего‑фиктивного‑липового мужа.
— Идём, — сухо произносит Рома и, не сбавляя шага, проносится мимо, оставляя после себя шлейф древесного запаха своей туалетной воды.