В общем, мы с Женей почти не разговариваем, и это к лучшему, хорошо бы так и оставалось.
Приезжает мой бывший через сорок минут. Видимо, правда очень соскучился по дочери, прям невтерпёж было.
— Папа! — взвизгивает Зоя, как только видит отца на пороге. Подбегает, обвивает руками ноги папаши, виснет на них, поджав свои.
Женёк рассеянно треплет светленькие волосы на макушке дочери и внимательно на меня смотрит.
— Привет, Лена. Вы одни? — спрашивает, вытягивая шею в сторону кухни.
Папа поехал по нашим с Дроздовым делам в загс, скоро уже должен вернуться или позвонить. А мама ушла на работу.
Моих родителей Куликов, понятное дело, недолюбливает, а ещё очень боится. После его финта ушами, когда он бросил меня на сносях и укатил в свой Египет, папа обещал отстрелить ему яйца. Мама поддержала эту идею.
— Одни. Вы сразу гулять пойдёте? Мне её переодеть надо.
— Я бы выпил чаю, — загадочно бубнит Женя, сбивая меня с толку своим внезапным желанием остаться.
Он никогда у нас не задерживается. Всегда очень занятой и важный, спешит по своим делам, зажимая под мышкой чёрный кожаный портфель. Он и сейчас у него там же.
Куликов снимает свои лакированные туфли и аккуратно сиавит на обувную полку. Подхватывает на руки нашу вертлявую дочь и смачно чмокает в щёку.
Моё сердце не дрожит и не тает. Я скорее ощущаю странный дискомфорт. Когда с Зоей общался Рома, ничего подобного не чувствовала. А сейчас словно ревную малышку к её кровному отцу. Хочется протянуть руки и забрать свою ношу, прижать к себе и тоже поцеловать.
Что я и делаю.
Зоя идёт ко мне нехотя, она, в отличие от меня, рада своему папочке.
— Соберёшь рюкзачок себе на прогулку? Положи туда всё-всё самое важное, а я пока напою твоего папу чаем. Идём, — киваю Жене и, не оборачиваясь, иду на кухню. Куликов, проигнорировав водные процедуры, семенит за нами. Его присутствие давит на меня непонятным грузом. В мысли опять прокрадывается Дроздов и перетягивает внимание на себя.
Рядом с ним комфортно и спокойно, даже когда он ругается на меня. Поругается и перестанет. Потом вон на коленки дует. А Женя разбил мне сердце, нанеся раны похлеще асфальтовой болезни, и прятался за юбкой у мамы почти полгода. Пока она сама его не привела знакомиться с дочерью.
Зоя, конечно же, никуда не уходит. Путается у меня под ногами, пока ставлю чайник, и просит яблоко.
— К чаю ничего нет. Не успели купить.
Ставлю перед молчаливым Женей кипяток и вазочку с рафинадом. Сама отхожу к кухонному гарнитуру, опираюсь на него бедром. Складываю руки на груди и выжидающе смотрю на бывшего.