— Ты слишком добра ко мне, Бекки, — шепчет он; дыхание обжигает шею. — Прошлой ночью я надеялся, что ты расскажешь обо мне копам, и все будет кончено.
— Тогда они разлучили бы нас с тобой. — Я тоже плачу. Эта мысль меня убивает.
— Девочка моя, мое чудо, — говорит он, утирая мои слезы мокрыми пальцами.
Меня лихорадит. Я горю. Плыву по воздуху. Неважно, что у меня распорот живот. Неважно, что Митчелл — убийца. Единственное, что значимо, — это его взгляд. Теперь я понимаю, насколько ему важна.
Я давно здесь не был. Это моя часовня без стен и пастора, где за мной безмолвно наблюдают единственные люди, при которых я не могу ни слукавить, ни схитрить. Я скучаю по ним. Скучаю каждый день, но навещаю нечасто. Здесь прошлое нагоняет меня, и я становлюсь собой версии десятилетней давности. Вся боль, которую я испытывал тогда, оживает.
Я опускаюсь на колени и смахиваю с таблички мелкий мусор, нанесенный ветром. Лорен и Энджи Блейк. Любимые жена и дочь. Навсегда в наших сердцах.
Мне стыдно было показаться им на глаза. Я смирился с новой жизнью. Затолкал в самый далекий уголок души все присущее нормальному человеку. А потом появилась Бекки, и что-то поменялось. Меня встряхивает электрошокером, когда она слишком близко. Нельзя не восхищаться ее детской непосредственность и чистотой. Хотя, какой она ребенок? Юная девушка, которая вызывает совсем не невинные чувства.
Глажу табличку руками, пальцами полируя каждую буковку.
— Мне так стыдно! Простите меня за том, кем я стал, — шепчу я.
Что бы сделала Лорен, если бы узнала, что я вытворяю? Она бы остановила меня. Лорен не смогла бы любить чудовище. И была бы права. Бекки принимает меня таким, какой я есть. Иногда, мне кажется, что это ненормально. Безусловная любовь. Или безумная? В любом случае я этого не заслуживаю.
— Лорен, я хочу все это прекратить. Прошу вас, дайте мне сил это сделать. Дайте мне сил отказаться от нее ради ее же блага. Я бесконечно устал от всего. И я боюсь, что погублю ее так же, как и вас.
— Кто они тебе были?
Оглядываюсь и вижу Бекки. Запыхавшуюся, с велосипедом в руках. Опять въехала на бронепоезде в самое мое сокровенное. Бесит. Раздражение сменяется благодарностью. Я не один в своем склепе, где только мертвые эмоции. Будит во мне зверя. Радует. Пугает. Дико пугает тем, что подобралась так близко и подчинила себе.
— Шпионила за мной? — спрашиваю, уставившись на нее.
— Типа того, — отвечает, обрушив велосипед на землю. Звонок дзынькает так громко, что, кажется, что мёртвые начнут роптать.
— Так кто они? — спрашивает с напором и буравит взглядом в ожидании ответа.