Но сейчас больше всего ему хотелось, чтобы она не уходила.
Впервые за долгие, страшные дни и ночи призрак жены стал отступать.
Она часто являлась после смерти – садилась на кровать и смотрела. А он, проснувшись, то пытался обнять призрачные плечи и вымолить прощение, то проклинал, то убегал куда глаза глядят… то клялся в любви. Но все было напрасно. Что ей нужно? Она молчала, обвиняла его и не обвиняла одновременно, но определенно что-то требовала – а что, охотник не мог понять.
И не мог видеть страшную рану, оставленную волчьими зубами. Но взгляд все время останавливался на некогда белоснежной, гладкой, а сейчас изодранной в клочья шее, к которой он прежде так любил прикасаться губами – лаская, от подбородка вниз, и прижиматься на мгновенье вот там, чуть-чуть сбоку, где бьется, пульсирует тонкая синеватая жилка…
Билась.
Он винил себя сотни, тысячи раз, он пытался оправдать себя не меньшее количество раз, но все было бесполезно. И убитые им после гибели жены волки не могли утихомирить болеющее сердце и не могли принести покой его душе. Но с тех пор, как у него поселилась Амалия, призрак жены стал приходить реже. Охотник не мог понять, хорошо это или плохо, и не предает ли он память о любимой – рядом с Амалией он забывал о погибшей.
И страшно завидовал волку, когда нежные руки девушки ласкали зверюгу. Дорого бы он отдал, лишь бы оказаться на его месте.
Когда раны Амалии полностью зажили, охотник стал обращать внимание, что девушка частенько замирает, глядя в окно, или, стоя даже в дикий холод на крыльце, подолгу всматривается вдаль. И порой достает из кармана коробок и чиркает, и смотрит на горящую спичку в пальцах до тех пор, пока та не начнет обжигать. Роняет и зажигает следующую… Эта постоянная игра с огнем настораживала охотника, но была мелочью по сравнению с тем, что в доме поселились улыбки и смех.
Он понял, что хочет во что бы то ни стало удержать девушку. Решение далось ему нелегко. Каждый раз, когда он думал об этом в кромешной ночной тьме, ворочаясь в кровати и не находя себе места, ведь рядом – совсем рядом, в соседней комнате спала Амалия… милая, близкая и уже родная… – являлся призрак жены, но сейчас охотник уже и вовсе не мог понять, приходит она от того, что зла или же совсем наоборот? В ее лице не было укоризны, а было… понимание? От этого он совсем, казалось, мог сойти с ума! Снова и снова пытался объясниться с ней, но не получалось. Спрашивал, как быть, и не сердится ли она, простила ли… винился в том, что не защитил, не уберег, и что чувствует себя живым, снова. В конце концов, забывшись некрепким сном, он принимал решение не сближаться с девушкой. Но, вопреки ожидаемому, наутро желание ни за что не отпускать Амалию не пропадало – наоборот, крепло.