Вадим прилетал дважды. В первый раз почти сразу же после инцидента. Не скажу, что я встретила его с распростёртыми объятиями, но перчить рану не стала. Алекс тогда казалась мне очень ранимой и потерянной, и я подумала — сдастся, не выдержит. Но она удивила — встретила мужа с улыбкой, без упрёков и весело процитировала: «Есть пары, созданные для любви, мы же были созданы для развода». И подала на развод.
Я думала, Вадик умом тронется — никогда не видела его таким чокнутым. Ох, что он творил — и умолял, и клялся собственным агрегатом, что больше ни-ни — даже смотреть ни на кого не станет, все переписки забросит, все на хрен буквы забудет… И напивался, и угрожал, и снова просил прощения… И плакал у меня в машине, уткнув лицо мне в коленки, и просил помощи. А я правда хотела помочь и верить ему хотела… Но Алекс оставалась непреклонной.
Неделю Вадик метался, как раненый зверь, а его жена лишь пожимала плечами — прошла, мол, любовь, что поделать… И Шекспиром его: «Привязанности нашей молодежи// Не в душах, а в концах ресниц, похоже». Это она в Бабаню! Я гордилась ею и злилась… Жалела Вадика, идиота, и ненавидела его за то, что он сделал и с собой, и с Алекс…
Провожая Вадика в аэропорту, Стешка шмыгала носом, мама щебетала, что всё непременно наладится и они ещё будут смеяться, вспоминая эти эпизоды своей жизни… Рябинин, обняв сына за плечи, тихо бубнил какие-то напутствия. А мне… мне тоже очень хотелось улететь… Хоть куда-нибудь.
Алекс не провожала мужа, но заранее пожелала ему мягкой посадки в Санта Барбаре.
А потом она стала совсем другой — холодной и замкнутой. Она стала чужой.
В состоянии сосульки наша старшенькая пребывала месяц — ровно до того момента, как её неверный примчался снова. Нагрянул аккурат перед Международным женским праздником — поздравить супругу и вновь попытать счастья. Вадик буквально завалил нашу квартиру цветами, и только ко мне в голову могла залететь идиотская и несвоевременная мысль: «Как на похороны».
Восьмого марта Алекс упорхнула из дома рано утром и до девятого никто из нас её не видел. Началась коллективная истерика. Мама вдруг вспомнила, что она мама — залилась горькими материнскими слезами и призвала на поиски Павлика: «Умоляю, найди мою дочь! Иначе… (ну, это было лишнее) я не переживу!» Вадик трясущимися руками обзванивал знакомых, потом больницы, потом морги… Стешка, испуганная и молчаливая, до глубокой ночи стояла у окна, тихо нашёптывая то ли молитвы, то ли обеты…
Я ждала Алекс, стоя на балконе, тупо звонила на отключённый телефон и очень надеялась на благоразумие сестры. Её мобильник включился лишь раз для того, чтобы мы со Стешкой получили короткое сообщение «Я в порядке». Что ж, и на этом спасибо. Рябинин-старший отчитался, что Алекс не нашёл, потому что она не хочет, чтобы её нашли. Выразил уверенность, что наша пропажа обнаружится, как только Вадик от неё отвалит, но увезти сына домой так и не смог.