— Что вы обещали им? — взревел Кортни. — Повторите-ка, сэр.
Хорнблауэр повторил.
— Да сохранит господь мою душу! Прощение и неприкосновенность для бунтовщиков! Мистер Хорнблауэр, я отказываюсь вас понимать!
— Я дал слово, сэр, — с жаром возразил Хорнблауэр. — А соответственно, и ваше. На кону моя честь, сэр, и стоит ли вам объяснять, что это для меня значит.
— Неужели, мистер Хорнблауэр? Неужели? — прищурив глаза, капитан цедил слова сквозь зубы. — Не стоит мне объяснять, что я должен думать об офицере, вверяющем свою честь мятежникам. Надеюсь, что это будет первый и последний случай. Впрочем, сомневаюсь — вы всегда славились своей симпатией к преступникам.
Неделя перемирия стала для Хорнблауэра настоящей пыткой. Он прекрасно знал, чем ответит команда на действия, которые сочтет нарушением договора. Если Кортни не выполнит свои обязательства, не предаст прошлое забвению, а напротив, жестоко накажет эти полтора десятка мятежников, последствия будут ужасными.
Хорнблауэр допускал возможность всеобщего бунта и резни, как это случилось на «Гермионе», когда команда убила капитана Пиггота и офицеров и сдала корабль испанцам. Кортни был из того же теста, что и Пиггот — скотина и подлец. Стоит ли удивляться: из двухсот тысяч человек, призванных войной на службу, всегда найдется несколько негодяев, сумевших пробиться наверх.
Хорнблауэр горько сетовал на обстоятельства, делавшие для адмиралтейства практически невозможными выявление и замену такой вот скотины за сотни миль от берега; на судьбу, отдавшую его самого на милость подобного типа; и еще его снедало чувство сожаления, когда он смотрел, как способные стать образцом фрегат и команда обречены влачить столь жалкое существование.
Это случилось в ночь с шестого на седьмой день. «Маргерита» рассекала волны Бискайского залива, озаренные полной луной, когда впередсмотрящий заметил темный силуэт, едва различимый на фоне моря. Какой-то корабль пытался прорвать блокаду Ферроля, которую неустанно осуществлял фрегат. Кортни вызвали на палубу, и он стал вглядываться в темноту через свою ночную подзорную трубу.
— Это «Кастилия», — заявил он. — Она уже шесть недель как готова к выходу в море. Восемнадцать орудий с каждого борта, как сообщил голландский «купец». Свистать всех наверх, бить тревогу.
Расхаживая по палубе, Кортни потирал руки от удовольствия. У скотов есть шансы сделать карьеру в Королевском флоте, зато у трусов — никаких. Перспектива сразиться с кораблем, значительно превосходящим их силой, горячила ему кровь. Хорнблауэр находился рядом с ним на квартердеке — ему выпало нести утреннюю вахту — и наблюдал, как радует капитана предстоящая схватка.