– Да-а, помнят ещё, приятно, черт. Всегда любил провинцию. Ну, пойдем, что ли, а то синий ты какой-то, Гена, – замерз или с бодуна?
– Сам ты с бодуна, – огрызнулся Чаковцев, – год уже как сухой.
– Да ну? Круто. Ты извини, Гена, слыхал я о твоих печалях…
– Потом перетрём, Боб, после.
Они вошли в здание станции.
– Куда теперь? – спросил Чаковцев.
– Всё на мази, – Боб помахал кому-то рукой. – Пожрать и в гостиницу.
– Группа там?
– Ага, вчера подтянулись. Молодняк, ты их не знаешь. А вот…
Из глубины зала ожидания к ним подошли двое. Сташенко сказал:
– Знакомьтесь.
Чаковцев замер. Мужчина – крепыш в кожаной куртке, курчавые волосы, боксерский нос – производил моментальное и безошибочное впечатление бойцовой собаки, опасной и умной.
– Лев, – сказал он коротко, пожимая руку Чаковцева.
– Геннадий Сергеевич, – неожиданно для себя официально представился тот, – очень приятно.
Он заметил как Лев тут же отступил на шаг, всем видом показывая: я привык быть в тени.
Оттуда, из тени, он без спешки изучал Чаковцева – в этом не было сомнения.
– Лёва – наш местный ангел-хранитель, – пояснил Сташенко. – А это Блоха, моя бэк-вокалистка.
– Ты чурбан, – сказал Чаковцев Бобу, – даме представляют первой.
Очевидно юная, несмотря на вызывающий мэйкап, девушка была одета броско, но с несомненным, на любителя, вкусом. Она едва взглянула на него и тут же отвернулась, захлопнула длиннющие ресницы.
– Геннадий Сергеевич, – представился Чаковцев.
Боб захохотал:
– А ты и впрямь изменился, брат. Надо же, “Геннадий Сергеевич”…
– Блоха, – небрежно сказала девушка, едва раздвинув губы, протянула бледную руку. Чаковцев заметил тонкую вязь татуировки, теряющуюся под рукавом.
– Это сам великий Чаковцев, Блоха, – не унимался Боб, – по факту живой классик.
– Я знаю, кто он, – сказала Блоха и одарила Чаковцева улыбкой, такой же тонкой и ускользающей, как и тату.
О, эта последняя поросль лолит, они ранили его воображение особенно больно.
Чаковцев представил себе как и куда именно ведёт орнамент по руке – для первого знакомства, пожалуй, слишком отчетливо. Он кивнул Льву и тот моментально подхватил его чемодан – движением быстрым, но не услужливым, и зашагал к выходу.
Блоха протанцевала вслед на опасно свингующих каблуках. Боб придержал приятеля, выждал немного и спросил шепотом:
– Ну как?
Чаковцев ехидно посмотрел на его довольную рожу:
– Привлекут тебя, вот что, за совращение малолетних.
Сташенко расплылся:
– Я, Гена, паспорт посмотрел, я ж вроде как работодатель. И да, зависть – плохое чувство.
– Иди к черту, Боб. И почему Блоха? Прыгучая?