«Собака, — лениво подумала она, —огромная собака».
Ладонь, горячая, шершавая из-за мозолей от рукояти меча, прикоснувшаяся к ее лицу, отрезвила лучше, чем ведро воды. Елень дернулась из-под нее, замычав от бессилия.
— Госпожа! Госпожа! — знакомый голос выдернул от поглощающего ее забытья. — Сейчас, сейчас!
Вновь шипение стали, короткий взмах, и руки тяжелыми бревнами упали вниз, и сама она полетела вниз. Все ниже и ниже, и почему-то ей совсем не было страшно. Сейчас из этой кромешной темноты выйдет Шиу и подхватит ее. Он не даст упасть своей любимой…
— Госпожа! Госпожа! Госпожа Елень!!! — кричал кто-то там, кто еще не знал, что она уже улетела.
— Мама! — голос Хванге хлестнул сознание. — Матушка!!!
Елень разлепила глаза. Она уже не висела. Она лежала на руках капитана Ким. Это его ладонь обожгла лицо. Эта ладонь и сейчас там лежит. Какая горячая! Почему капитан так смотрит на нее. Словно испугался. Такие же лица у детей.
— Госпожа, слышите меня? Я… простите, что так долго, — кое-как выдавил из себя мужчина.
— Вы… пришли…, — одними губами промолвила женщина, а он, чтобы расслышать, наклонился над ней так низко, что бусины гыткыма коснулись ее лица.
— Да, сейчас, сейчас, — зачастил он, распутывая запястья.
— Дети… мои дети…
— Мы здесь, матушка, мы здесь, — в разнобой ответили родные голоса.
Елень не чувствовала запястий, не чувствовала прикосновений к ним жесткой мужской руки.
«Он пришел, он пришел, чтобы спасти нас», — лениво скользнуло в сознании. Женщина улыбнулась, вздохнула с облегчением и, закрыв усталые глаза, полетела навстречу любимому Шиу. Он уже шел ей навстречу и улыбался…
Соджун спешил. Спешил сделать все так быстро, насколько это было возможно. Но всю прошлую ночь ему вместе с остальными капитанами и начальником Син Мёном пришлось провести в Бёнгване, одном из самых дорогостоящих домов кисэн Хансона, где праздновалась победа над предателями и изменниками.
Вспоминая минувшую ночь, кусок в горло не лез, но вина пригубить пришлось. Ему, во что бы то ни стало, нужно было увидеться с отцом. Но отец сейчас весь в делах и заботах, причем сугубо государственных. Когда был выпит не один кувшин вина, воины заговорили о наградах, которые хотели бы получить из рук короля, ими спасенного. Толкнули в бок мрачного Соджуна, но тот промолчал, лишь сделал еще глоток. Кисэн, сидящая с ним по левую руку, наигранно улыбалась, и вся эта встреча, это напускное веселье, ему казались театром абсурда. Да, не в его правилах задавать вопросы и сомневаться в правоте принятых решений свыше, но в то, что Пак Шиу — предатель и изменник, он не верил. И потому самый лакомый кусок застревал в горле, и потому вино казалось отравой.